— Какие знания ты мне дашь? — наконец разлепив высохшие губы, спросил он.
— Ловкость. Магия. Сила. Ты выберешь-выбрал ловкость. Бишоп Неверящий — ты станешь-стал великим лучником. Твои стрелы не будут знать промаха, а глаз станет острым, как игла. Твоя ловкость не знает равных во всем Скайриме. Используй мой дар, чтобы сдержать обещания. Ты даешь свое слово… — Голос даэдры закончил на высокой ноте, и Бишоп в который раз не понял — спрашивает ли Хермеус Мора или приказывает.
— Я даю свое слово… — произнес рейнджер, и одно из щупалец даэдры начало увеличиваться в размерах. Оно протянулось к мужчине и оплело его руки — Бишоп задергался, но мертвая хватка не оставляла ни малейшей свободы.
— Ты даешь свое слово…
— Даю! — рейнджер задергался сильнее, когда второе щупальце обвилось вокруг его головы, и Бишоп почувствовал, как в глаза начала проникать черная пелена. Он закричал в смертельном ужасе.
— Ты даешь свое слово…
— Отпусти-и! — плотное кольцо щупалец сжималось всё сильнее. — Да, даю, проклятье! Даю!
Бишоп слышал, как хрустнуло древко лука; почувствовал, как ноги оплели еще одни путы; думал, что умирает.
Сквозь собственный крик и шум в ушах он еле расслышал:
— Бишоп из Невервинтера, ты дал три слова. Помни о них, ибо Ты теперь часть Апокрифа, а Апокриф — часть Тебя…
Черная Пустота пробила доспех, плоть и ребра, обвилась ледяной хваткой вокруг сердца. Бишоп почувствовал, будто весь лед Скайрима оказался внутри. Рейнджер уже не мог ни вздохнуть, ни выдавить и звука, а когда боль стала нестерпимой — Бишоп наконец потерял сознание и растворился в темноте…
Уже в безопасности на привычном спальнике за толстыми стенам таверны Бишоп вздрогнул. Теплой ладонью нащупал место на груди, где с той самой встречи осталось белое пятно — метка, напоминающая старый шрам от ожога. Это метка не загорала, оставаясь такой же бледной, а кожа такой же холодной, словно с груди только сняли глыбу льда. Бишоп отнял руку, боясь, что зараза Апокрифа перекинется еще и на нее.
Он неслышно выругался сквозь зубы. Вот к чему привело якшание с магией… Не будь той проклятой ведьмы и ее проклятой книги, рейнджер не оказался бы в западне у даэдра, и ему не пришлось бы караулить дурную бабу. Рейнджер тихо вздохнул, слушая шорохи таверны, голоса за стеной и размеренное дыхание Питикаки. Что за все-таки нелепое имя — Питикака? Откуда оно? Девица словно подслушала его мысли, прерывисто вздохнула. Она перевернулась на другой бок, скрипнув досками кровати, и забормотала во сне:
— …очень важный пептид… Нужно больше нейромедиаторов, милорд… снизить таурин… и ананас… пароль старый, Федор — «трусы на голове»…
Бишоп с интересом прислушивался к бессвязному бормотанию. Из всего потока он понял только несколько слов.
— Кто же ты? — прошептал Бишоп. Он вспомнил слова Хермеуса Моры про пришельца из другого мира и вырванное обещание охранять её, — и чем ты так заинтересовала даэдра?
Рейнджер бросил последний взгляд на спящий силуэт, с наслаждением потянулся до хруста в суставах и, положив ладонь на рукоять кинжала, расслабленно прикрыл глаза. Даэдра рядом нет, «ходячая беда» спит, и мимо никто не прошмыгнет. Можно отдохнуть.
***
Натан Семенович прятался от Кречета в курилке, устроенной на крыше административного здания. Бравый офицер, словно саранча, оккупировал собой все пространство, совал нос в каждую деталь, требовал писать подробные отчеты и будто поставил перед собой цель довести Натана Семеновича до благородного инфаркта. Доктор Склифосовский достал пузырек с таблетками и закинул антацид в рот — от одного появления генерал-лейтенанта в области слышимости у ученого начиналась предупреждающая изжога. Вот как сейчас… Дверь в курилку распахнулась, и Натан Семенович едва не перекрестился. На пороге стоял взмыленный Николай — главный программист их проекта.
— Святые нейроны, вот вы где! — воскликнул айтишник. Выглядел он не лучшим образом: на свитере сидело большое кофейное пятно, очки съехали набок и запотели, а сам Николай испуганно озирался по сторонам. — Кречета тут нет?
— Если бы был, я бы уже умер от изжоги, — мрачно ответил Натан Семенович и махнул рукой, приглашая программиста войти.
Николай быстро прикрыл за собой дверь:
— Хорошо, что он не курит, иначе и здесь от него было б не спастись, — программист разложил на подоконнике принесенные бумаги, — Натан Семенович, я пока не знаю с чем мы столкнулись, но что-то не так.
— Святые нейроны, неужели еще кто-то погиб в симуляции? — доктор Склифосовский начал нервничать.
— Не-не, тут хвала матери Асуса все по старому. А то что я обнаружил… Такого еще не было. Да такого в принципе не должно быть! — Николай наконец поправил очки и протянул Натану Семеновичу лист.
— Вот исходный код симуляции. А вот то, что я заметил пять минут назад! Это, между прочим, мне стоило кружки кофе.
Доктор Склифосовский сравнил полученные данные. На листках были распечатаны блок-схемы с расписанными функциями: например один блок контролировал дыхание подключенного в реале, а стрелка от него вела к блоку с дыханием в виртуале. Сон — сон. Погода на экране монитора — погода в симуляции. Все было взаимосвязано и строго контролировалось целым отделом лучших программистов страны. Коля принес подконтрольные ему разделы программы, и распечатки с разницей в несколько минут отличались…
У Натана Семёновича нехорошо засосало под ложечкой:
— Кто-то вносил изменения? — нахмурился ученый.
— Да кто смог бы?! Все права на редактирование основной части кода только у меня, и никто больше не имеет к ним доступа!
Натан Семенович вздрогнул, краска спала с лица, и абсолютно посеревший в цвет стен ученый нервно сглотнул:
— Нас взломали?..
— Исключено. У нас система надежнее, чем у Форт-Нокса.
— Откуда ты знаешь?
— Я сам ее настраивал, — мрачно процедил Николай.
— Но что же тогда?
Николай не успел открыть рот, как дверь снова распахнулась и, кажется, даже слегка померк свет — теперь на пороге стоял сам генерал-лейтенант Кречет.
— Так, господа. Наш эксперимент по прежнему не сдвинулся с мертвой точки. Так какого черта вы прохлаждаетесь здесь, когда у нас проблемы там?
— Какие проблемы? Все под контролем, товарищ генерал-лейтенант, — доктор Склифосовский переглянулся с Николаем, что не ускользнуло от Кречета.
Словно сканер, он вперил пронзительный взгляд в кофейное пятно на свитере программиста, переместил на бумаги, разложенные на подоконнике и пришпилил обоих заговорщиков к месту, словно бабочек булавкой.
— Что происходит? — он уверенно прошел вперед и, не обращая внимания на слабые попытки Николая спрятать улики, выхватил листы. Кречет быстро пробежался взглядом по бумагам, на мгновение задержавшись на общем рисунке блок-схемы. — Погодите-ка… Николай, это часть код симуляции, верно? Что происходит? Кто отдал приказ о внесении изменений? Судя по датам, это было уже после моего назначения, но рапорт я не получал.
Программист посерел вслед за Натаном Семеновичем:
— Эм-м… Рапорта не было…
— Это вы сейчас так признаетесь в нарушении ус-става? — Кречет сузил глаза и перешел на свистящий шепот, способный вызвать у неподготовленного человека приступ панической атаки. Николай не был подготовленным человеком.
— Не было нарушения, святые нейроны! Кто-то внес изменения в программу! Я обнаружил это только несколько минут назад, о чем и докладывал Натану Семеновичу!
Кречет вновь опустил взгляд в бумаги. Складка у его рта стала жестче, а брови сошлись на переносице — оба ученых обливались потом, глядя на недовольного офицера, способного доставить массу неприятностей одним словом.
— В отделение! Живо!
Генерал-лейтенант быстро собрал все бумаги, развернулся на каблуках и бросился из курилки. Ученым ничего не оставалось, как последовать за ним. Они прошли все КПП, службы безопасности и уже через несколько минут, Николай снова опустился в родное кресло за гигантскими мониторами. Кречет склонился рядом: