— Пха-х! Послушай, «красотка», если б меня не было рядом, тебя бы уже доедали волки. Хотя… От твоего перегара, они б издохли еще на подходе, — Бишоп растянул губы в широкой улыбке, обнажив белые ровные зубы. Как у хищника. Я даже засмотрелась — отбеливание он что ли делал?
Мужик тем временем бросил пустое ведро и взялся за новое, в котором угрожающе плескалась вода.
— Повторить? Уверен, тебе сейчас очень хочется пить.
— Я встаю, — не то хрип, не то клекот вырвался из моего горла, — обливания с утра — это не мое.
Кое-как помогая себе неподвижной рукой, я наконец села и схватилась за голову. В ней словно развернули небольшую кузницу: кто-то усердно работал молотом, заколачивая в мою похмельную черепушку раскаленные гвозди. Я разлепила тяжелые веки и огляделась по сторонам. Лес, серые гигантские валуны и почти отвесная скала, у подножия которой, собственно, я и валялась. Старые поваленные бревна, припорошенные снегом и пронизывающий холод, шедший от камня, говорили о том, что ночью тяжелые тучи все-таки разродились слякотью. Бр-р… Зато сейчас было чистое небо, свежесть и холод… Моей голове они только на пользу.
Я подняла слезящиеся глаза на мужика:
— Спасибо за душ, но… Какого рожна тебе-то от меня надо?
— Пытаюсь привести твою довакинскую задницу в рабочее состояние, как бы двусмысленно это не звучало, — усмехнулся Бишоп.
— Моя дова… Погоди, ты сказал «довакинская»? — перед глазами начали мелькать картинки прошедшей ночи, — я что… призналась, что я — довакин?
— И не только в этом, — мужик выпрямился, едва сдерживая улыбку, а его глаза светились плохо скрываемым весельем, — это не единственное откровение, которое вчера слетело с твоих губ…
— О нет…
— О да! Я давно так не веселился! — Бишоп расхохотался, хлопнув себя по коленям, — детка, я даже проникся к тебе уважением: столько натворить за один вечер — это надо иметь талант.
Я застонала, схватившись за голову. Не стоило мешать медовуху с вином, ох, не стоило!.. Мужик продолжал заливисто хохотать, чем вызвал еще больший стыд, хотя ниже падать, казалось, уже некуда. Я шмыгнула носом, огляделась, пытаясь вспомнить хоть что-то… Например, почему сижу на голых камнях за городом? Ривервуд оказался ниже по склону. И что, мать моя женщина, я натворила под мухой?
Кряхтя, попыталась встать. Давай, Питикака, сначала правая ручка, теперь колено. Так, держи баланс. Вот, молодец! Я облегченно выдохнула и выпрямилась во весь рост. Меня, конечно, ещё пошатывает, но в целом ничего, держусь.
Бишоп, все еще посмеиваясь, окинул меня ироничным взглядом:
— Плохо выглядишь, госпожа Довакин. Пойдем в таверну, куплю тебе бутылку — полегчает.
Стоило мне вспомнить о выпивке, как желудок попросился на выход.
— Нет… — я старалась дышать носом и не раскрывать широко рта, — я в завязке.
— Как хочешь, но тебе все-равно придется показаться внизу, — он кивнул в сторону деревни, — к тому же, если я правильно понял твои вчерашние пьяные откровения, там твой походный мешок.
Я с тоской взглянула на Ривервуд, где, несмотря на ранее утро, из труб уже поднимался белый дымок. Проклятье! Сбежать бы лесами до ближайшей конюшни, сесть к извозчику и слинять на другой конец Скайрима, подальше от этих мест. Я, конечно, не помню, что натворила, но судя по смеху этого изверга — что-то непоправимое… Тикать надо, но в доме Гердур остались добытые с таким трудом вещи — мой основной доход на сегодняшний день. Решено. Проберусь в деревню, дождусь, когда дома никого не будет, свистну свой скарб и рвану… Да хоть к черту на рога!
Я сделала шаг, проверила балансировку… Все нормально, идти можно — кряхтя и постанывая, направилась к деревенской окраине. За спиной послышались легкие шаги:
— Не хочешь узнать, как ты провела эту ночь? — назойливый мужик пристроился сбоку, поправляя висящий на спине лук и колчан.
— Нет.
— А почему я тебя спас? Ты могла там замерзнуть или погибнуть от волчьих клыков…
— Не интересно.
— Или почему твой норд сбежал, как только ты пошла мстить его племяннику?
— Я что?..
— Ага! — Бишоп легко перешагнул через поваленное бревно, — значит, все-таки интересно. Ну, ладно. Раз ты так настаиваешь, я всё расскажу. В подробностях, — продолжал измываться изверг. — В самом начале я уж было решил, что ты уложишь этого девственника прямо на стойке в таверне, но нет. Ему не повезло. Ты начала говорить. Нет, не так. ГОВОРИТЬ! Несла что-то о том, что ты родом не из Нирна, что не помнишь себя и как сюда попала…
Я остановилась перевести дыхание, невольно заслушавшись рассказом.
— Это я еще помню…
— А дальше было веселее, — хохотнул Бишоп. — Не знаю, что щелкнуло в твоей голове, но — если я правильно помню слова — ты решила «расставить точки над Ё» и пошла выяснять, кто из вас все-таки красивее: ты или кузнец! Помнишь тех охотников около входа? О-хо-хо, мне до сих пор их жалко… Когда ты нашла и привела Алвора, я понял, что сейчас будет интересно, но когда ты начала сравнивать ваши задницы и требовать охотников сделать выбор…
— О нет…
— О да-а! Парни были крепкими, но когда кузнец понял, во что его втянули, он их здорово отделал. Теперь бедолаги постоянно свистят из-за сломанных носов, и всё благодаря тебе…
— Пожалуйста, прекрати… — я села на поваленное дерево, обхватив себя за плечи.
— …потом ты долго возмущалась по поводу того, что в Ривервуде ни у кого нет зеркал и ты не можешь посмотреть на себя, — как ни в чем не бывало продолжил Бишоп. — Притащила Алвора в кузницу, пыталась объяснить что-то про стекло и серебро, велела делать первую партию. Кстати, что за «патент», за который ты просила половину будущей выручки?
Я спрятала лицо в ладонях:
— Надеюсь это все? — хрипло спросила из-под пальцев.
— Не-ет, — довольно протянул Бишоп, — еще ты порывалась «надавать поджопников мелкому засранцу» — племяннику твоего норда. И, надо сказать, тебе это почти удалось, если бы не доблестный брат Бури, даэдра его забери! Он-то и удержал тебя после первого пинка. Зря. Я бы посмотрел на всю расправу… Ну, а дальше всё просто: ты обиделась на норда, вспомнила, что хотела смерти и сказала, что сама справишься. Пошла сюда, напевая что-то вроде «Разбегусь, прыгну с горы»…
— «Разбежавшись, прыгну со скалы…» — автоматически поправила я.
— Точно, но не дошла: свалилась по дороге и уснула, — Бишоп принялся аплодировать, — это было великолепно, детка, браво! Если ты когда-нибудь снова соберешься надраться, я хочу это видеть…
Тихо всхлипнув, я принялась молиться про себя, чтобы этот рассказ был всего лишь выдумкой.
— Кстати, было еще кое-что…
Да твою же!..
Бишоп вдруг замолчал, утратив прежнюю веселость, посерьезнел, что-то прикидывая в уме. Я напряглась, не зная чего еще ожидать от вчерашнего вечера: стриптиза? Пьяного секса с Ралофом? Пьяного секса с ГЕРДУР?! Святые нейроны, да рассказывай уже!
— … ты говорила интересные вещи. — Бишоп словно прочел мои мысли и продолжил, — о том, что драконы начали возвращаться к жизни, что всему миру «трындец» — еще одно твое словечко. Короче. Якобы начало сбываться древнее предание об Алдуине Пожирателе мира, и только Довакин, то есть ты, может решить эту проблему, а также остановить гражданскую войну между Имперцами и Братьями Бури.
Я сидела на поваленном дереве и растирала виски, пытаясь справиться с головной болью, похмельем и чувством стыда. Бишоп повел могучими плечами, поправляя перевязь колчана со стрелами, задумчиво хрустнул костяшками пальцев:
— Знаешь, «красотка», возможно твои слова — всего лишь бред пьяной женщины, но у меня предчувствие, что в них есть смысл, а я склонен доверять своим инстинктам… — Он вперил в меня взгляд по-волчьи желтых, почти золотых глаз, в которых не осталось и тени смешливости. — А потому я снова предлагаю тебе сделку…
Я склонила голову набок и, прищурив один глаз, с подозрением уставилась на него.
— …ты поможешь мне вытащить одного моего друга из передряги, а я помогу тебе выжить в Скайриме и кое-чему научу, что может пригодиться в странствиях, идет? — продолжил он. — Ну, а потом, когда дело будет сделано, ты сможешь вершить свое пророчество, довакин.