Брезгливо всунув ноги в какое-то подобие галош, та выскочила на крыльцо и замерла.
Вокруг было гнетущее ничего. Плотный туман струился меж елей, наполняя душу тоскливой, жить не хочется, сыростью. Пахло болотом, малярией, гнусом и комарами размером с коня. Она бы немного поплакала над печальной судьбой, но природа брала свое, и Катя повернула налево.
— Аааа! — тут же заорала она благим матом, когда из тумана выступила лошадиная голова. Всхрапнула и тут же убралась обратно в туман.
В длинной до пят грубой рубахе на голое тело, в заскорузлых опорках, Катя бросилась к одиноко стоящей будочке. Ей доводилось бывать в деревенских санитарных сооружениях. Криво сколоченных, с обязательным окошком-сердечком в дверях и непременным лопухом, красноречиво разлапившим широкие листья направо от входа.
На удивление внутри было чисто, вместо напольной дыры наличествовал трон с круглой деревянной крышкой, с потолка свисал пучок сухих запашистых растений — местный дезодорант.
Закончив утренние процедуры омовением ледяной водой из подобия рукомойника, Катя влетела в жаркую горницу.
За столом восседал кузнец Василий и уписывал за обе щеки яичницу со своей половины огромной сковороды, заедая ломтем хлеба толщиной с руку.
Он кивнул Кате на противоположную сторону стола, протянул трехзубую железную вилку, кусок хлеба и луковицу.
— Ешь, — коротко сказал он и до конца трапезы не произнес больше ни слова.
«Когда я ем, я глух и нем» — процитировала про себя Катя цитату своего гуру и благоразумно принялась за яичницу. Высказывать детине «косая сажень в плечах» претензии о вредном холестерине ничуть не хотелось.
То ли изменилось что-то в самой, то ли здешние куры несли яйца, достойные брать награды на международных гастрономических выставках, но вкуснее глазуньи Кате в жизни своей кушать не приходилось.
Конечно не последнюю роль сыграл и аппетит молодого тела, спущенного с поводка здорового образа жизни имени Юлии Золотаревой. Если бы кто-нибудь заикнулся, что Катя в одну моську способна схомячить настолько обильный завтрак, она бы сморщила хорошенький носик и покрутила пальчиком у виска. К окончанию трапезы Катя вполне уже осознала, что жизнь ее поделилась на «до», и теперешнюю. Будучи девочкой разумной, практичной и целеустремленной, ей, как дважды два — четыре было ясно, что жить придется по новым правилам, понятиям и законам принявшего ее мира.
Вкусный, обильный завтрак придал сил и веру в прекрасное будущее. Деликатно рыгнув — Катя где-то вычитала, что это такое уважение повару в примитивных мирах, она привалилась спиной к стене, ласково смотря на Василия. Здоровенного, кряжистого, с пудовыми кулаками... Таких мальчиков она обводила на раз.
В свое время она прочла немало книг про попаданцев в прошлое, и внутренне она была готова совершить головокружительную карьеру.
— Спасибо, Вася! — лучезарно улыбнулась она.
— На здоровьице, — буркнул тот, рассматривая свою гостю.
— Какая то хлипкая, малокровная, — с сомнением рассуждал он, закончив осмотр. — Ни тела пышного, ни лица румяного....
— Чьих будешь? — спросил он потерявшуюся Катю.
— Что значит — «чьих»? — опешила та.
— Кому служила? — по лицу кузнеца перекатились желваки. — Городским? Аль сельским?
— Сама себе! — надменно бросила Катя, скрестив на груди руки. — Сроду никому не служила!
— Ну, теперича мне послужишь, — Василий степенно встал, упершись громадными кулаками в столешницу. Казалось, надави чуть сильнее, и та расколется надвое.
— С чагой то служить тебе? — Кате решила, что переменив манеру речи, она быстрее сдвинет с места этого чурбана.
— С тогой то, что моя ты отныне вся без остатка, — сильнее навис над нею кузнец.
— Ага, уже бегу, волосы назад, — начала злиться Катя. Да кто этот олух царя небесного?
— Выкупил я тебе у смертушки, Катя, виру великую за то отдал, а потому пока не расплатишься, служить мне будешь верой и правдой.
В голосе кузнеца не присутствовало ни бравады, ни угрозы, ни фальши. Он был всецело уверен в том, что Катерина его собственность на веки вечные. Катерина даже забыла фыркнуть от такой упертой наглости.
— Сегодня баню истопим, попаришься с настоями бабкиными, — игнорируя лазерные лучи, бившие из Катиных глаз, продолжал Василий, — ну а завтра, уходим на болота Гиблые, дело делать.
— Стоп! Сдаюсь! — для пущей убедительности Катя подняла обе руки вверх. — Расскажи по порядку, кто ты, где я, и зачем тут. У меня от новостной ленты кукуха поехала.
Василий не стал расспрашивать, куда именно поехала неведомая кукуха, а опустился на лавку, подпер голову руками и начал рассказ.