Выбрать главу

— Кидай сюды клей! — велит бабка, подол подставляя.

— Ага, — кричит Катенька. — Как только, так сразу.

— Да не подману, верное слово! — настаивает бабка.

— Зуб даю, верю на слово! — вторит ей Катенька.

Долго комедию друг перед другом ломали, наконец сговорились вместе кидать. Кинулись. Схватила Катя клубочек. Теплый, шерстяной, мягкий, едва катиться не вырвался! А сверху крик:

— Обманула, окаянная! — визжит Баба Яга, рукой к ступе приклеившись намертво. Жадно тюбик схватила, сжала покрепче, тот возьми и протек! Еще бы не протек. Катя заранее колпачок открутила. Протек, и приклей ладонь к ступе! Летает Яга, круги наматывает, поделать ничего не может! Ни домой улететь, ни приземлится!

Ну, тут уже Аваз вмешался. Прогудел в горн «Отбой» пионерский убийственный, ступа и расколись надвое в воздухе. Еле поймать успели старушку на спальник распахнутый. Сидит, трясется, рукой с куском ступы мотает.

Прикинула Катенька ситуацию, да и спрашивает:

— А скажи-ка мне, бабушка, сподручно ли колдовать тебе рукою одной?

— Да какое там одною! — плачет Баба Яга, — если сызмальства вершить двумя приучена!

— Так это и хорошо, бабушка, — спокойненько Катя мысль объясняет, — значит не станешь нам козни строить, если расклад не по твоему выйдет. Иди себе по-добру по-здорову, одолеем Кощея, дам я тебе растворитель волшебный ацетоновый, с его помощью и освободишься рукою.

Сказала так, да и полезла в лодку, где Аваз дуть готовился.

— Трогай, — велела, на корме устраиваясь.

— Сама виновата, бабушка, — сказала на прощание Катенька, — в другой раз не станешь богатырей добывать, людям жизнь изводить, единожды Кощея своего чтоб потешить.

Зашипело под лодкой, вопли гневные Яги заглушая, вздулась лодка юбкой, взметнула песка, да брызг тучи, въехала в реку, да и понеслась вдаль, проклятий бабкиных не принимая.

Уже в лодке Катя с клубочком справилась. Пускала его по дну, в какую сторону катился, туда правила, а потом обратно на нитку наматывала. К вечеру додул их Аваз до истока реки. Выскочили на берег, еще верст десять по степи отмахали, и на ночь биваком встали. Клубочек в кулек завернули, чтобы в бега не кинулся. Каши сварили, и спать улеглись.

Три дня летела по степи лодка, к предгорьям добираючись. Далеко до царства Кощеева. Вгляделась Катенька в трубу зрительную — стоит на вершине горы высокой замок древний, из валунов огромных сложенный. Бьет в башню высокую луч с небес огненный, башни стрельчатые над стеной крепостной возвышаются, мрачную тень на мир остальной отбрасывая. Хвостами вперед вороны летают стаями, молнии в небесах посверкивают, тучи хмурые над шпилями клубятся, мрак, ужас, и жить не хочется от тоски непроглядной. Вокруг ни деревца, ни кустика, ни травинки-былинки.

Понятное дело, что не всякий разум свой сохранит, проживаючи в местах энтих жизнь вечную.

Посмотрел Аваз, задрал голову, присвистнул «Вай, высоко как», и шапку беличью на затылок сдвинул.

— Высоко, а придется нам лезть-добираться туда, — решила Катенька, верный рюкзак разворачивая. Да не нашлось там ничего похожего, ни на крючки, ни на веревки крепкие. Как лезть на верхотуру такую?

А тут Аваз нашелся. Заблестел глазами черными, засвистал переливчато.

— Моя летать будет! — заговорил быстро. — Шибко-шибко, высоко-высоко, как в первый раз летала! Твоя к себе привяжи, горн вниз опускай, кишка из лодка вынимай, дуну, летать станем!

— Гений! — Катя воскликнула, в щеку парня целуя, да в маков цвет вгоняя.

Споро за дело взялись. Пилкой в ноже, что от Василия остался, из лодки досок напилили, раму связали крепкую, юбку подушки воздушной на полосы изрезали вместо веревок. Ими к раме, на манер строп парашютных спальник распахнутый привязали. Катя таинство это сыну Соловья разбойника пояснила тем, что на параплане летать доводилось, а вот до ранца реактивного дело у нее не дошло. Горн разобрали, Аваз даже слезу пустил от разорения такого, раструб на резиновый шланг надели, на раме укрепили. Привязали трубача, чтобы дул в шланг себе за спину, спальник крылом позади расположили.

— Ну, играй чего-нибудь однотонное, — попросила Катя, спиною к Авазу садясь, на кулаки стропы наматывая.

Задул Аваз Соловья Разбойника тоскливое, на дудук магический похожее, тоску в сердца нагоняющее сверх прежнего. От звука этого спальник не взметнулся крылом, а скукожился!

— Э, нет! — возмутилась Катенька, печаль дудука из ушей вытряхнуть пытаясь. — Давай чего повеселее!

Откашлялся важно Аваз и выдал повеселее. Мигом взметнулся спальник, дернулась рама, потащило ее по земле, взмыла вверх.

Губы закусив, лицом окаменев, вела по небу Катя агрегат непослушный, в пляс срывающийся. А тут еще и башни замка Кощеева ожили. Начали молниями садить! Да куда там! Не попасть в мотылька краснокрылого. Мечется мотылек, все выше и выше забирает, то на одну сторону завалится, то на другую, словно пьяный Камаринскую исполняет. Попробуй попади в такого хоть бы и молнией!