— Шеф хочет у него кое-что разузнать.
— Здесь таким типам не место, — продолжал злиться Боцман. — Тут работают. И вообще, какое мне до всего этого дело! Я работаю по золоту. А сейчас у меня отпуск. Понимаешь — отпуск. Полагается мне отдыхать или нет? Я хотел поехать подлечиться, в этих проклятых подвалах совсем подорвал здоровье!
— Ты непременно должен поговорить с Квассом. Шеф вызвал тебя, чтобы ты с ним поговорил, никто из нас не может с ним справиться.
— Какие могут быть с ним разговоры? Что это за новые методы? — прохрипел Боцман.
— Это ты не прав. С Квассом надо обращаться вежливо. Шеф знает, что делает. Ипполлит Квасс очень влиятельный человек, у него везде связи. А кроме того и прежде всего, кузнечик мой, у Квасса большие, прямо-таки энциклопедические познания. Если бы наш шеф столько знал, мы бы давно были миллионерами где-нибудь в Каракасе, не говоря уже о Боготе, кузнечик мой.
— Ты говоришь, что у Ипполлита Квасса энциклопедические познания? — оживился Боцман.
— Совершенно верно, кузнечик мой. Он обладает энциклопедическими познаниями, и именно поэтому шеф хочет, чтобы ты с ним поговорил. Ты должен позаимствовать у него хотя бы крупицу знаний.
— Позаимствовать?
— Вот именно! Ну, хотя бы на букву «А».
— На букву «А», — пробасил Боцман. — А если на букву «А» не удастся?
— Ну тогда на букву «Б».
— На букву «Б»… А если?..
— Это неважно… Лишь бы ты хоть что-нибудь позаимствовал.
— Ну ладно, — примирился Боцман. — А… а зачем вы посылаете меня к нему с гороховым супом?
— Это маневр политический, кузнечик мой. Чтобы укротить зверя, дрессировщик подходит к нему с хлыстом в одной руке и со жратвой в другой. Поэтому мы решили подойти к Ипполлиту Квассу с горшком горохового супа.
— Почему горохового?
— Гороховый суп — любимое блюдо Ипполлита Квасса. А кроме того, — понизил голос Хилый, — этот суп заправлен таблетками веракоко. Ты слышал, кузнечик мой, о таблетках веракоко?
— Нет. А что это такое?
— Это новейшее средство. Рекомендуется при нервных и психических заболеваниях, особенно когда больной находится в состоянии апатии. Оно сначала вызывает у него хорошее настроение, а затем потребность говорить, довериться, открыться, излить душу. Больной не может удержаться и говорит, говорит. А потом, высказавшись, часа через два засыпает.
— Но ведь это опасно, — побледнел Боцман. — Где вы это взяли?
— Шеф привез из Америки. Во время последней поездки в Соединенные Штаты ему удалось стянуть веракоко прямо из аптекарского склада на Сорок Пятой Авеню в Нью-Йорке.
— Это адски опасно, — испуганно повторил Боцман. — А что, как шеф всыплет эту веракуку в суп или в рюмку тебе или мне?..
— Веракоко, веракоко, кузнечик мой…
— И… и не приведи бог, если она попадет в руки милиции, прокуроров, судов и вообще, так сказать, власти!
— Не попадет.
— Кто может поручиться? — простонал Боцман.
— Шеф все предвидел. В случае провала — таблетки веракоко исчезают.
— Каким образом?
— Шеф носит в жилете голодную мышь. Эта мышь дрессированная. В случае опасности шеф только перекладывает таблетки из одного кармана в другой, и мышь немедленно их съедает. А что потом будет говорить мышь, не имеет никакого значения. Не правда ли, кузнечик мой?
— Действительно, показания мыши уже не так опасны. Но почему вы даете эту веракуку в гороховом супе?
— У веракоко сильный специфический запах, и только гороховый суп может его заглушить.
— Понимаю. Но почему, располагая таким сильным, таким великолепным средством, вы до сих пор не накормили им Ипполлита Квасса?
— Дело в том, кузнечик мой, — вздохнул Хилый, — дело в том, что, несмотря на наши неоднократные уговоры и строгую диету, Ипполлит Квасс упорно отказывается от горохового супа.
— Должно быть, что-то пронюхал.
— Пожалуй, потому что каждый раз, когда ему дают горшок с супом, он с достойным удивления упорством обливает им сторожа, а горшок надевает на голову.
— СЕБЕ?
— Нет. Сторожу.
— И вы хотите, чтоб я тоже это испробовал?
— Все уже испробовали, кузнечик мой, теперь твоя очередь, — проскрипел Хилый и усмехнулся, при этом его длинный крючковатый нос снова коснулся подбородка. — Ну, пора в путь, иначе суп остынет, и тогда Квасс к нему не притронется. Он очень привередлив и капризен!
Пробормотав какое-то проклятие, Боцман вздохнул и, засучив до плеч рукава комбинезона и рубашки, начал ощупывать свои мускулы, буграми ходившие под кожей.