Лежа на спине, я отбивалась от Кавана ногами, но мешала юбка. Я никак не могла сбросить его с себя — он придавил меня всем своим весом и, схватив за руки, прижал их к полу. И тут мистер Теккерей, обхватив запястья Кавана, рывком поднял его на ноги. Кавана напоминал в тот момент тигра, у которого силой отнимают добычу. Он не разжал пальцев, и мое оторванное жабо осталось у него в руке. Он страшно закричал, тело его выгнулось и забилось в конвульсиях. Когда мистер Теккерей попытался сделать захват и перекинуть его через спину, Кавана зарычал и укусил его, после чего яростно набросился на него, нанося удары ногами и руками. Он впал в такое неистовство, что уже забыл, кто именно разозлил его, и ему было все равно, кого молотить. Мистер Теккерей неловко уклонялся от сыпавшихся на него ударов и в меру сил их отражал. Но ноги у него подкосились. Я попыталась схватить Кавана сзади, однако он увильнул и, наклонив вперед голову, протаранил ею живот мистера Теккерея. Мистер Теккерей сложился пополам, упал на колени и потерял сознание.
Я старалась устоять на месте, но пол под ногами накренился под острым углом. В ухе у меня звенело, голова раскалывалась после удара Кавана. Я увидела стоявшую в лимонадной луже бомбу, на которую никто не обращал внимания, и услышала крик королевы:
— Мисс Бронте, возьмите бомбу! Бомбу, идиотка!
Пока Кавана приходил в себя после собственного тарана, я, качаясь, побрела к бомбе. Слова королевы вызвали новую вспышку гнева у Кавана; он увидел меня, понял, что близок к тому, чтобы потерять свое бесценное изобретение, взревел, бросился вперед и, опередив меня, схватил бомбу. Запихнув ее в чемодан, он закрыл крышку и щелкнул замками. Все видимое пространство колыхалось у меня перед глазами, как палуба корабля во время шторма, но мне удалось дотянуться до чемодана и вцепиться в него.
— Это не ваше! — завопил Кавана. — Это мое!
Мы начали «перетягивать канат». Он держался за ручку чемодана, я — за колеса. Несмотря на тошноту и градом катившийся с меня пот, я не отпускала колеса. Склянки внутри чемодана опасно звенели. Я молила Бога, чтобы от тряски из бомбы не просыпался порох.
Слейд боролся со Штайбером возле фонтана. Движения Штайбера становились все слабее, он терял силы. Слейд, оседлав его живот, жестоко молотил его по голове с безжалостным выражением лица. Казалось, каждый новый удар он наносил ему в наказание за казненных русских революционеров и английских агентов, за смерть Катерины, за пытки, пережитые в Бедламе им самим и мной. Штайбер беспомощно извивался, его лицо превратилось в кровавое месиво.
Я дернула чемодан изо всех сил. В тот же момент Кавана толкнул его на меня. Я упала на спину. Потолок заколебался, огни закружились. Кавана потянул чемодан на себя. Тошнотворная немощь ослабила мою хватку.
В это время Штайбер выбросил руку в сторону и попробовал дотянуться до пистолета, который уронил чуть раньше. Он нащупал его пальцами, но пистолет отскользнул еще дальше. Слейд заметил это. Нанеся еще один сокрушительный удар по лицу Штайбера, он подхватил пистолет. Штайбер впечатал кулак в рану на бедре Слейда. От невыносимой боли тот дернулся. Штайбер схватил его за запястье, и между ними завязалась борьба за обладание пистолетом. Послышались громкие выстрелы, пули рикошетом отскакивали от пола.
Кавана выдернул чемодан из моих рук. Усталость и головокружение доконали меня. Я потеряла сознание, а Кавана побежал, буксируя за собой чемодан. Он сопел, кашлял, бег его становился все медленней, болезнь забирала у него последние силы: то был отчаянный побег мертвеца.
Слейд вырвал наконец пистолет у Штайбера, встал на здоровую ногу, слегка опираясь на раненую. Штайбер сел; изо рта и носа у него текла кровь. Слейд прицелился во врага и взвел курок. Его суровое избитое лицо выражало такой неправедный триумф, что было даже страшно. Наконец он свершит свою месть!
— Кавана уходит! — закричала королева и ринулась за ним, припадая на растянутую в лодыжке ногу, потом остановилась. — Мистер Слейд! — она указала на Кавана, который успел удалиться по трансепту уже футов на десять. — Стреляйте!
Опомнившись от наваждения, связанного с причинами личного характера, Слейд перевел взгляд со Штайбера на Кавана. При виде ученого, волочившего чемодан, где лежала бомба, для взрыва которой недоставало лишь нового запала и коробка спичек, лицо его вмиг сделалось снова непроницаемым. Он прицелился.