– С минуты на минуту ее схватят, – заверила сестру Мира, – можешь не сомневаться.
Чара быстро проглотила всю еду, стоявшую перед ней на столе, и заскучала.
– Пожалуй, я оставлю тебя, – сказала она, загораясь от новой мысли, – меня ждут в Гадарии.
– Ты не хочешь остаться на празднике? – удивилась Мира.
– Думаю, ты и одна прекрасно справишься со всей церемонией. А мне хочется повеселиться в другом месте.
Она незаметно скрылась во дворце, чтобы поскорей отправится в Красные Крыши и продолжать свои безобразия, приносившие ей неописуемую радость.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
в которой смелый поступок Маркиза ставит все на свои места
После исчезновения Молчуна, Маркиз не находил себе места.
Кувшины с волшебным напитком быстро пустели. Народ изливался в любви и преданности своим царицам. На это нельзя было смотреть без слез. Но что оставалось делать? По крайней мере, в Синегории это происходило насильственным путем, поэтому было вполне объяснимо. Хуже, когда тоже самое случалось по доброй, переходящей в глупость, воле.
Маркиз заметил, как Чара покинула царскую лоджию. Ему показалось, что без нее Мира стала выглядеть еще красивей и, главное, приветливей.
– А ведь они не пьют волшебный напиток! – сделал он про себя вывод.
И потерялся в собственных мыслях. Ну, конечно, представлялся прекрасный шанс! Чем разгуливать, или, вернее, разлетывать, без дела, боясь попасть на глаза Кровавым Псам, уж лучше попробовать рискнуть.
– Что будет, если Чара и Мира выпьют волшебный напиток? – соображал он. – Не станут же они любить себя еще больше? Может быть…
Маркиз решился на дерзкий эксперимент. Терять было нечего. В его голове созрел план, оставалось только дождаться Чару. Но, к несчастью, она все никак не возвращалась.
Стало душно. При полном отсутствии ветра, духота была невыносимой, тем более при таком скоплении народа.
Маркизу надоело ждать старшую из сестер, а время стремительно убегало.
Он подлетел к одному из чанов с волшебным напитком и затаился, благо, что разливальщик был уже навеселе и не очень строго следил за подходившей к нему публикой.
Маркиз выждал момент, когда разливальщик отвлечется, и быстро набрал в клюв волшебного напитка.
– Только бы не проглотить, – подумал он про себя, – вторая любовь мне не к чему.
Он стал протискиваться к царской лоджии. От сильных и постоянных толчков, он едва сдерживался, чтобы не глотнуть напиток, хотел было ругнуться, но вовремя передумал.
Оказавшись у самой лоджии, Маркиз стал высчитывать наиболее безопасный маневр, ведь кругом была охрана.
Мира почти не притрагивалась к пище. Но, к счастью для Маркиза, она вдруг отломила кусочек масляного пирога и положила его на свою тарелку. Более подходящего момента могло больше не представится.
Маркиз, что было сил, устремился сначала в сторону, а потом вспорхнул вверх. Его не сразу заметили, ведь он был очень маленького размера.
На какое-то мгновение он оказался точно над Мирой, подносившей в этот момент пирог ко рту.
Он изловчился и неуловимым движением, вопреки всем законам аэродинамики, спикировал на царский стол и окропил пирог волшебным напитком. Мира ничего не заметила и с удовольствием проглотила пирог.
Не заметила она, усыпленная торжествами, так заметили царские коршуны, зорко следившие за происходящим. Они мгновенно подали знак об опасности, и уже десятки глаз Кровавых Псов устремились на Маркиза.
Когда он, казалось, находился уже на достаточно безопасном расстоянии, стрела, пущенная ему вдогонку, пронзила его на вылет. Маркиз даже не вскрикнул. Он рухнул на землю и потерялся в пыли танцующей и кричащей толпы.
Инцидент остался никем не замеченным. Веселье продолжалось, как ни в чем не бывало.
Однако задуманное Маркиз исполнил с блеском.
После съеденного пирога, у Миры закружилась голова. Но не от переутомления. С ней происходило что-то странное, какое-то внутренне движение меняло ее сознание.
Она вдруг стала другим человеком. Перед глазами пробежала череда воспоминаний, человеческих лиц, знакомых и незнакомых. Она начала по-другому думать и даже говорить. Изменения привели ее в восторг, но в то же время лишили малейшего движения. На некоторое время оцепенение овладело всем ее телом и даже мыслями.
Но минут через пять, она пришла в себя и окончательно почувствовала, что стала не такой, какой была до этого.
Ее лицо стало серьезным и бледным. Глаза растерянными и печальными.