Недели, последовавшие за возвращением Шерлока Холмса спустя три года с момента его мнимой гибели в поединке с профессором Мориарти — этим Наполеоном преступного мира, — оказались весьма напряженными для моего друга.
Как и следовало ожидать, на Бейкер-стрит хлынул непрерывный поток посетителей — от мелкого карманника до посыльного, который доставил Холмса на личную аудиенцию в Букингемский дворец.
Вернулся в квартиру и я. И суток не прошло, как инспектор Лестрейд увел закованного в наручники полковника Себастьяна Морана, а Холмс уже поинтересовался, ждать ли меня на Бейкер-стрит.
— Для вас это будет лучшее лекарство на свете, Ватсон, — сказал он за превосходным ужином, приготовленным миссис Хадсон.
Вспоминая тот вечер, должен признаться, что убедить меня оказалось несложно. Моей дорогой Мэри не было в живых уже почти год: ее слабое сердце перестало биться всего через три дня после пятой годовщины нашей свадьбы. Конец наступил так быстро, что весь мой медицинский опыт оказался бесполезен.
Даже по прошествии стольких месяцев я порой ловил себя на мысли, что хочу о чем-то спросить жену или поворачиваюсь на звук шагов, надеясь ее увидеть. Поэтому предложение Холмса оказалось более чем своевременным.
Дел было много. История с черной катаной, поиски сына Пендрагона, похищение рукописи Альхаразада — лишь некоторые из них.
К середине октября жизнь вошла в более или менее нормальное русло, насколько это вообще возможно для человека, который дружит с Шерлоком Холмсом. Вечером тринадцатого числа я сидел в одиночестве на Бейкер-стрит. Холмс ужинал со своим братом Майкрофтом, он должен был вернуться через несколько часов. Я отказался составить им компанию, не сомневаясь, что узнаю подробности встречи от Шерлока, особенно про «любезность», о которой наверняка попросит собеседник, ассоциирующийся у него с «самим британским правительством».
Около моего любимого кресла в тот вечер лежала стопка медицинских журналов, причем довольно высокая: в прошлом году я перестал следить за новинками профессиональной литературы, а сейчас искренне сожалел об этом и намеревался восполнить пробел.
Часы на каминной полке только пробили десять, когда снизу донесся настойчивый стук в дверь. Мгновение спустя раздались знакомые шаги миссис Хадсон, спешившей на зов.
Молодой человек, который стоял за спиной нашей квартирной хозяйки, выглядел смутно знакомым — в том смысле, что люди часто бывают на кого-то похожи. Он был тепло одет — ночь выдалась холодной.
— Сэр, прошу прощения за беспокойство, но посетитель говорит, что дело срочное, — сообщила миссис Хадсон.
— Боюсь, Холмс еще не вернулся, но если чем-то могу помочь…
Прежде чем я успел продолжить, гость оборвал меня на полуслове взмахом руки.
— Сэр, я пришел не за мистером Холмсом, а за вами. Случилось несчастье.
— Несчастье? Где? — спросил я, выпрямляясь в кресле.
— Через три улицы отсюда, — ответил он. — Склад мистера Дельвеккио. Мистер Хоббс свалился со старого балкона, и я не могу определить, дышит ли он.
Миссис Хадсон быстро приготовила мой чемоданчик.
Такого густого тумана, как в этот вечер, я не видел много лет — он накрыл улицы, словно толстое одеяло. Достаточно было отойти на полдюжины шагов от двери, чтобы совершенно потеряться в нем.
— Прохладнее, чем я думал, — сказал я, поднимая воротник пальто.
— О да, сэр.
— Как тебя зовут, сынок?
— Артур, сэр. Артур Пим. Я новый бухгалтер у мистера Дельвеккио. Работаю всего полгода.
Не прошло и пяти минут, как Пим подвел меня к боковой двери с вывеской «Дельвеккио и сыновья, импортеры». Ему пришлось несколько минут стучать, прежде чем кто-то подошел.
— У нас нет времени на…
Дверь открыл дородный мужчина с квадратными очочками на кончике носа.
— А, это ты.
— Да, мистер Харрис. Я привел доктора. Его зовут Ватсон.
— Имя значения не имеет. И вообще ты мог особо не усердствовать. Даже если он не погиб при падении, смерти не миновать, так как он угодил головой в груду итальянских зеркал.
Столько крови на одном теле я не видел со времен войны в Афганистане. В каждом из сотен, если не тысяч, зеркальных осколков читалось мое отражение под миллионом различных углов. И посреди всего этого лежал несчастный мистер Хоббс. Надежда на то, что он жив, улетучилась, как только я обнаружил, что осколок стекла пронзил его яремную вену.