— Я спрашиваю, кто вы такой? И почему врываетесь в наше жилище без всякого…
Я шагнул ближе к свету, и лицо вдруг посерело.
— Господи помилуй… Не может быть! Полковник? Полковник Ватсон, сэр? Но вы же умерли!
С этими словами мой бывший ординарец рухнул без чувств. Холмс поднялся с кресла, быстро пересек комнату и присел возле Мюррея.
— Если я не ошибаюсь, вы доктор, сэр, — проговорил он.
— Да.
— Тогда, полагаю, у вас появился пациент.
И тут я понял, что передо мной не Шерлок Холмс, а профессор Джеймс Мориарти.
Одно из лучших восстанавливающих силы средств в арсенале врача — старое доброе бренди. Металлическую фляжку с этим напитком я держал в своем чемоданчике со дня получения медицинского диплома. Как и следовало ожидать, алкоголь почти молниеносно привел в чувство Мюррея. Тот закашлялся и открыл глаза.
Я пребывал в замешательстве не меньшем, чем Алиса, попавшая в Зазеркалье. Если это сон, то самый реалистичный из всех когда-либо виденных. Глоток бренди не помешал бы и мне самому.
Воспользовавшись ситуацией, я окинул взглядом комнату. Все казалось знакомым, но при этом чуть иным. Та же химическая аппаратура в углу, скрипка в футляре возле камина и старая потертая вешалка у двери. Только персидской туфли с табаком не было на привычном месте. И там, где прежде стояли в несколько рядов тщательно подписанные папки с газетными вырезками, были аккуратно сложены журналы, в основном по математике и астрономии — судя по датам, за последние восемь лет. В дальнем углу комнаты стоял маленький телескоп.
— Отличная работа, доктор, просто отличная, — сказал Мориарти.
— Спасибо, — ответил я, глядя на человека, которого еще несколько минут назад считал погибшим в Швейцарии, на дне Рейхенбахского водопада.
Однако его внешность в точности не совпадала с внешностью Холмса — он выглядел моложе лет на десять, если не больше. Правда, как и в моем друге, в нем чувствовались непринужденность и уверенность.
— Может кто-нибудь объяснить, что, черт побери, случилось? — наконец спросил я.
— Очень хороший вопрос, доктор… Ватсон, так, кажется? — сказал Мориарти, помогая Мюррею встать на ноги.
Мой бывший ординарец мгновение смотрел на меня, не говоря ни слова, а затем позволил проводить себя к кушетке.
— А теперь, доктор, расскажите, как долго вы жили на Бейкер-стрит, в доме двести двадцать один «б»? — спросил Мориарти, усаживаясь перед желтым кожаным креслом, которое занял я.
— Откуда вы?..
Улыбнувшись, профессор показал пальцем на мой чемоданчик, стоявший раскрытым на полу:
— Весьма откровенно, должен заметить.
Там на табличке аккуратными золотыми буквами были вырезаны мое имя и адрес: 221б, Бейкер-стрит, Лондон. Я забрал свой старый чемоданчик из шкафа в тот же день, когда вернулся на нашу с Шерлоком квартиру.
Несмотря на все, что Холмс говорил о Мориарти, я вдруг почувствовал к нему расположение и начал описывать события сегодняшнего вечера. Профессор изредка меня останавливал, чтобы уточнить подробности, иногда о весьма странных вещах, вроде того, как выглядела дверь конторы Дельвеккио, в какую форму был одет констебль или где находится местный полицейский участок. Я хотел узнать, зачем ему это нужно, но, поразмыслив, решил не задавать подобных вопросов. Особенно интересовало Мориарти, какое впечатление произвел на меня туман.
— История, которой вы развлекли нас сегодня вечером, — самая что ни на есть фантастическая, — сказал профессор. — Сами понимаете, ее трудно принять на веру, особенно учитывая, что мы с Мюрреем живем в этой квартире с весны тысяча восемьсот восемьдесят пятого года.
Он немигающе смотрел на меня, ожидая реакции.
— Профессор, я врач, человек науки. И если бы сам услышал от кого-нибудь такую историю, решил бы, что рассказчик перебрал шотландского и начитался научно-фантастических романов мистера Уэллса. Но каждое сказанное мною слово — такая же правда, как то, что я сижу сейчас перед вами.
Мориарти сплел пальцы перед лицом, глубоко задумавшись.
— Доктор, я вам верю.
— Как вы можете ему верить, профессор? — возразил Мюррей. — В последний раз, когда я видел полковника Ватсона, он был мертв, из его груди торчала афганская пика. Я сам присутствовал на похоронах, и это было почти десять лет назад.
Мертв?! Я?! У меня по спине пробежал холодок. Наверняка это кошмарный сон, который никак не может завершиться. Вряд ли кто-то на моем месте, услышав подобную новость — что он не только мертв, но уже несколько лет как похоронен, — отнесся бы к этому спокойно.
— Как же убедить вас, что этот человек — Джон Х. Ватсон? — спросил Мориарти.
Мюррей ненадолго задумался, прежде чем ответить.
— Взгляните на его левое предплечье.
Мгновение поколебавшись, я снял пиджак, закатал рукав и протянул руку профессору.
— Там должен быть шрам длиной в три-четыре дюйма, — сказал Мюррей.
— Есть такой, — подтвердил Мориарти. — Как вы его получили?
Я улыбнулся, вспомнив охоту с отцом и братом — в последний раз, когда мы были втроем. Тогда я завалил кабана, но зверь успел разодрать мне руку почти в клочья.
Мюррей лишь покачал головой.
— Полковник, не знаю, как вам это удалось, но я чертовски рад, — наконец сказал он.
— Минуту, Мюррей. Вы уже второй раз называете меня полковником.
— Так точно, сэр. Ведь это ваше звание.
— «Полковник медицинской службы Джон Х. Ватсон» звучало бы неплохо. Однако за время службы в Пятом Нортумберлендском стрелковом полку я не поднялся выше капитана и ушел в отставку после ранения в битве при Майванде.
— Но, полковник, вас тогда не ранили. Ранили меня!
Похоже, разница в звании, упомянутая мною, порадовала Мориарти.
— Если передо мной не один из самых убедительных сумасшедших на свете, значит вы, сэр, говорите правду. Факты относительно вашего звания лишь подтверждают мою теорию, — сказал он. — После случая с человеком, который обошел вокруг своего экипажа и исчез на виду у десятка свидетелей, я разработал теорию существования иных миров.
— Вроде Марса и Венеры? — спросил я.
— Я сказал — иных миров, а не планет, — поправил меня профессор. — Точнее говоря, миров вроде нашего, но с незначительными отклонениями, возникшими в результате иных решений. Например, там, где Конфедеративные Штаты Америки проиграли войну за независимость. Математически это вполне возможно.
Эти миры, — продолжал он, — время от времени соприкасаются, и люди могут переходить из одного в другой. Как правило, случайно, но при определенных обстоятельствах и преднамеренно. Похоже, сегодня ткань пространства-времени так истончилась, что позволила доктору Ватсону перейти из его Лондона в наш.
— И всего на расстояние в несколько кварталов, — добавил я.
Глянув в окно на туман и ощутив комок в животе, я понял, что теория Мориарти верна. Даже после большого глотка бренди из фляжки мне было трудно представить, что все привычное безвозвратно исчезло. Ну или почти все.
Как неоднократно ранее, беседу на Бейкер-стрит прервал визит инспектора Герберта Лестрейда. Похожий на крысу человечек из Скотланд-Ярда был одним из первых профессиональных партнеров Холмса, протоптавших дорожку к нашей общей квартире. Естественно, он не знал меня со времен Адама.
— Всегда рад видеть вас, Лестрейд, — сказал Мориарти, протягивая руку.
— Спасибо, профессор. Прошу прощения, если помешал. Однако я к вам со срочным известием. — Он замолчал, бросив взгляд в мою сторону. — Я могу говорить открыто?
— Простите, инспектор, забываю о хороших манерах. Это старый армейский друг Мюррея, доктор Джон Ватсон. Они вместе служили в Афганистане. Доктор посвящен во все, о чем здесь говорится.
— Что ж, ладно, — сказал Лестрейд, усаживаясь в красное кожаное кресло напротив Мориарти. — Меньше часа назад я получил телеграмму с сообщением, что полковник Себастьян Моран бежал из Дартмурской тюрьмы.
— Известно, когда это случилось? — спросил Мориарти.
— В последние три-четыре дня. Он подрался с кем-то из заключенных, и все забияки оказались в одиночных камерах, — ответил Лестрейд.