— Я хорошенькая! — повторила она себе. Почему только он один, да, один, как будто этого не замечает?
— Ты всегда очень хороша, — заявила г-жа Фовель, — но сегодня вечером ты обворожительна. Непозволительно быть до такой степени красивой!
— Я уверена, что через четверть часа будет доказано, что можно еще более очаровывать, — весело возразила мисс Северн, глядя на свою кузину, чудесные волосы которой завивала волнами горничная. Что касается моего платья — это сокровище, и ты меня слишком балуешь, дорогая Колетта.
Колетта еще раз обернулась и улыбнулась.
— Мишель, более аккуратный, чем мы, вероятно скучает там в ожидании; пойди спроси его мнение о бледно-зеленых платьях, сказала она.
Когда Сюзанна появилась на пороге ярко освещенной гостиной, Тремор не мог удержать движения изумления, которое молодая девушка скорее отгадала, чем увидела. Она легко перешла гостиную и остановилась сияющая, однако немного оробевшая, перед своим женихом.
— Вот и я, Майк, — сказала она кокетливо.
Она часто замечала, что в черном фраке жених ее казался выше ростом; сегодня вечером она обратила внимание на то, что резкая белизна галстуха придавала ему более строгий вид.
Странная вещь, современный корректный визитный костюм подчеркивал сходство Мишеля с рыцарем, спавшим в Зеленой Гробнице.
Откровенно ожидающая поза Сюзи была равносильна вопросу.
— У вас красивый туалет, — заметил молодой человек.
Один момент Сюзанне казалось, что вся ее радость исчезла. Красивый туалет! Она прекрасно сама знала, что у нее красивый туалет. Это дело портнихи Колетты! Можно было сделать другое замечание и даже, если Мишель хотел ограничиться этим простым одобрением ее туалета, можно было это выразить иначе.
Тремор продолжал смотреть, однако, на „красивый туалет“, и мисс Северн с трепетом ожидала. У каждого ведь есть самолюбие. Но Мишель ни одним словом не дополнил этого лаконического замечания. Тогда, не будучи в состояли больше выносить это молчание, молодая девушка сказала:
— Ни Колетта, ни Роберт еще не готовы.
— Еще не поздно, — ответил Мишель.
Затем они замолчали. Между тем, как она для вида занялась газетой, он пошел закрыть одно из окон и остановился, смотря в сад, прижавшись лбом к стеклу, но в темноте сада ему явилось вновь светлое видение, атласное платье с феерическим отблеском воды. Он еще раньше думал:
— Этот светлый оттенок мило пойдет к ее молодому лицу.
Но когда Сюзанна вошла, он вздрогнул. Она была в своем бальном платье куда красивее, чем он этого ожидал. Она совершенно не походила на то представление, которое он составил о ней.
Это была та же кузина, как всегда кокетливо требовавшая, чтобы любовались ее новым туалетом, но с первого взгляда и как бы под очарованием этого туалета, Мишель, казалось, нашел ее преображенной или открыл в ней личность новую, ему неизвестную, влекущую к себе своей таинственностью. Он думал о сказочных превращениях, в которых бедная, презираемая посетительница неожиданно превращается в светлую царевну и говорить:
— Ты думал встретить только нищенку, я фея, берегись!
И ему казалось, что с Сюзи произошло волшебное превращение: она явилась ему в ореоле и ее торжествующая улыбка говорила: „Ты думал, что бранишь или забавляешь ребенка, берегись, я — женщина!“
Это изящное создание, эта живая мечта, — Мишель бессознательно почувствовал ее присутствие в тот вечер, прежде чем она, подобно большой химерической бабочке, предстала перед ним, такая грациозная в своей разлетающейся блузе „mauve“; он теперь снова переживал впечатление этого вечера, но более сильное, не находя для него пока определения, и почувствовал, к изумлению, смешанному с горечью, что к взволнованной радости видеть Сюзанну, любоваться ею в этом расцвете красоты, примешивалась ярость при мысли, что другие ее увидят и будут ею также любоваться.
Мишель отошел от окна и сделал несколько шагов по направлению к своей невесте. Тогда молодая девушка принялась говорить, немного ободренная воспоминанием о комплиментах Колетты и легким движением удивления, замеченным ею у Мишеля, немного возбужденная перспективой этого бала, совершенно овладевшего ее душей и вальсы которого звучали уже в ее ушах.
— Вы знаете, Мишель, ведь это мой первый бал, несмотря на то, что мне уже исполнилось 22 года! Мы с дядей Джоном совсем не ездили в свет… И это также мое первое декольтированное платье… Совершенно декольтированное, вы понимаете?
— Совершенно декольтированное, да, я понимаю, — повторил Мишель, легко напирая на наречие.