— А вы ее любите — правду-то? — вдруг спрашивает Ваня.
Я на него смотрю и не знаю, что ответить.
Странно. Я смерть не люблю, когда лгут, а ведь в книжке читаешь иной раз неправду, или сама сказку сочиняешь, и любо. Что же делать, когда вся правда кругом скучная, а выдумка в книгах интересная.
Вздрогнула я и говорю Ване:
— Видишь — в жизни ложь не люблю… Когда лгут для чего-нибудь — это грешно. А когда так просто, в книгах выдумки пишут, — это ничего.
— А жизнь-то эту нашу вы любите? — спрашивает опять Ваня и словно дрожит весь.
— Нашу жизнь? — опять удивляюсь я. — Жизнь, как жизнь — другие в бедности, в нужде живут, голодают…
— А другие веселятся…
— Ну, я веселья не люблю. И барышней была, не любила, а теперь, на тридцать седьмом году, и подавно.
— Ах, тетушка, разве я о таком веселье говорю? Что у нас весельем называется? Для барышень — танцы да кавалеры, а для молодежи — собраться, выпить, к Миллерше за реку поехать… это не веселье.
Вот вы говорите… бедность, нужда… а другие, нищие — свою жизнь на нашу не променяют… Или вот странники… Странника кормите, сколько хотите, да посадите в контору — он сбежит. Ведь кто как веселье понимает. Вот бы за границу поехать… Разные страны посмотреть, или подвиги какие совершать… Я раз сон видел, что я, вот, рыцарь. Знаете, такой рыцарь, какие в прежние времена на турок ходили…
— Крестоносец, — подсказываю.
— Вот-вот. И лошадь у меня в такой юбке с оборкой, и на лбу у нее железное острие надето… Копье у меня длинное, с перехватом, и перья на шлеме… точь-в-точь как на картинке в романе «Ивангое»[2]… Вы, тетушка, эту книжку читали?
— Читала, читала… Ну, а что же ты дальше во сне видел?
— А будто я турок победил и с музыкой в их крепость въезжаю, все мне кланяются, цветы бросают… Ковры на балконах… И из гарема султанша выходит, за ней арапы, такие веера из перьев на палках несут… Красоты она неописанной…
Но Ваня сна не успел досказать. Пришел братец Андрей Акимович из клуба — и удивился, что мы так поздно сидим.
Странный этот Ванин сон.
Все в нем так складно. Все подробности он видит и рассказывает, и будто по книжке. Отчего это я таких снов не вижу?
Только как же это? У него султанша идолам молилась?
Ведь она магометанка, так какие же у них идолы?..
Я ему это сказала. Он удивился и словно растерялся, а потом говорит: «Ведь это во сне, тетенька».
Конечно, мало ли что во сне приснится… А только сама не знаю, почему мне это досадно стало: захотелось, чтобы все на правду было похоже…
Если начнешь о себе думать, да за своими чувствами и мыслями следить, странное что-то замечаешь…
У меня иногда бывает, что чувствую что-то, а что, — сказать не умею… Странно чувствую — будто одним сердцем…
Например, идешь мимо какого-нибудь дома и вдруг, — или весело, или грустно станет, и кажется, что я в этом доме жила, только я была не я, а совсем другая, и лицо было у меня другое, и характер другой… Будто сон наяву…
Вот спрошу Ваню: бывает это с ним?
Ваня говорит, что бывает. Недавно он себя разбойником вообразил и городского голову ограбил, потом со своей шайкой в лесу спрятался, а их солдаты искали…
Даже жутко слушать было, как ему это хорошо представилось — словно вправду.
Сегодня Ване приснился сон, будто он старец, спасается в пустыне, и дьявол его пугает и искушает…
Интереснее всего было, как каждая песчинка в бабочку превратилась, и вдруг все поднялось на воздух: «Будто пестрый снег», — говорит.
Если бы я такой сон увидала — мне бы иначе приснилось. У Вани потом тьма наступила, и волки завыли… а я бы увидала, как через это стадо бабочек идет Божья Матерь с Младенцем и кругом от нее свет…
Отчего я таких снов не вижу?
Братец Андрей Акимович сегодня на Ваню рассердился. Ваня что-то в счетах напутал. Иван всплакнул. Я зашла к нему — стала утешать.
— Ничего, тетенька, это я только немножко огорчился… У меня теперь такой сон есть, что мне все равно.
Хотела я было расспросить, что он видел, да уж поздно было, одиннадцатый час — все уж спать пошли.
Мы сегодня с Аннушкой шубы выколачивали. Шубы пришлось вынимать в этом году рано. Уже заморозки, хотя снегу еще нет.
Развешиваю я шубу и все думаю о Ванином вчерашнем сне… Вот бы мне увидать такое хоть раз!
Ему снилось, что мы живем где-то у моря, в том самом дворце, который нарисован на картине, что у нас в гостиной висит.
Кругом сад… Ваня говорит, — цветов много-много, и апельсинные деревья в цвету, а вдали, как на картине, горы видны… И будто мы с ним какие-то знатные нерусские люди…
— Вы, — говорит, — тетушка, графиня, и волосы у вас черные, а на черных волосах жемчужная корона. И даем мы праздник… в саду. Везде фонарики, цветные… гостей много… все нарядные, и одеты, как при Марии Стюарт одевались… И между гостями один итальянский принц…
Тут мы и поспорили.
Ему приснилось, что принц этот в меня влюбился, а я в него.
— Фу, — говорю, — да какой же принц в меня влюбится? — и рассмеялась, а Ваня обиделся.
— Ведь я вас во сне красавицей видел. Во сне ведь все не как вправду. И сам я был высоким брюнетом, в черном бархатном костюме, как у Гамлета… Вы видели в театре «Гамлета», тетушка?
— Нет не видала, а пьесу читала… Знаешь, когда много читаешь, книга за книгу словно цепляется. Мне часто в книгах имя Гамлета попадалось; и у Тургенева есть рассказ: «Гамлет Щигровского уезда» — ну, я заинтересовалась узнать и прочла… Прочла и «Короля Лира» и «Отелло»… Шекспира сочинения[3].
— Вы, тетенька, удивительно образованная: все-то вы знаете, — говорит Ваня с таким почтением, что я засмеялась.
— Ну, нашел образованную — прогимназию кончила.
— Что ж, что прогимназию, а вас о чем ни спросишь, вы все знаете.
— Глупый! Да что я «знаю»-то? Только то, что в книжках прочитала.
— А помните, тетенька, как вы подробно все про Иоанна Грозного нам рассказывали… А третьего дня дяденьке Петру Акимовичу объяснили, кто такие Мальтийские рыцари были.
— Так это я из исторических романов. Когда век свой читаешь, так как же таких вещей не знать.
Вечером пришли гости, и пришлось с ними сидеть.
Катерина Федоровна жаловалась, что не успела сливы вовремя сварить, и они сразу вздорожали. А я успела и сварить, и намариновать, и обрадовалась, а тут невестка вспомнила про рябиновую пастилу, и мне стыдно стало, что я ее, убогую, не порадовала… Завтра обязательно сварю пастилу… да заодно и настойку сделаю, рябина теперь морозом хвачена, отличная настойка будет.
Досадно, что Ваня сегодня сон досказать не успел, чудный сон.
В того самого принца, что меня любит, влюблена цыганка, а Ваня в эту цыганку…
Когда гости ушли, я хотела к нему пойти, да у него уж огня не было.
Утром братец Петр Акимович послал Ваню в банк, а потом в рощу на порубку. Приедет к ужину, или там заночует?
Очень уж дослушать хочется, чем там у него дело кончилось.
Ну и сон:
Цыганка-то хотела меня убить и, под видом гаданья, заманила меня в подземелье, а он, Ваня, в это время с принцем на дуэли дрался… Странно. Когда Ваня просто говорит, так двух слов связать не умеет, а как сны свои рассказывает — словно по книге читает. Я слушала… слушала и вдруг поняла.
— Ваня, — говорю, — да ведь ты это не во сне видел, а ты просто это, как сказку, выдумал.
Он сразу покраснел, даже до слез, голову опустил и тихо так говорит:
— А не все ли равно, тетенька, я как будто все это видел — как вам рассказывал… — и замолчал.
Сидим мы с ним тихо… ветер в печке шумит, лицо у Вани словно осунулось, грустное-грустное…
Смотрю я на него и так мне тоскливо стало, даже вздохнула я.
Ваня встал.
— Прощайте, тетушка.
— А чай разве пить не будешь?
3
…