— Ты знаешь, Элия, Клим сегодня в отличном расположении, потому что у него прошел насморк.
Услыхав имя Элии, Маркел Ильич посмотрел на нее и сказал наугад:
— А я знаю, что вы очень интересуетесь тем, что находится в агатовой чашке.
Все три так и покатились со смеху.
— Это я дразню Тину! — отвечала Элия, совсем задохнувшись от смеха. — Она думает, что там вдохновение.
— Вам очень скучно дома? — спросила она, накладывая ему на тарелку кусочек земляничного торта.
— Гм, да, — ответил нерешительно Маркел Ильич.
— Вы живете один?
— Нет, с женой.
— Ах, как это хорошо! — воскликнули все разом. — Расскажите, как вы влюбились.
Он смутился. Что ему рассказать? Maman посоветовала, maman сказала… приличная партия… триста тысяч приданого… хорошие связи…
— Я… я когда-нибудь в другой раз, — начал он, слегка раздосадованный.
— Хорошо, хорошо, — воскликнули они опять вместе, — ведь мы только так спросили, потому что хотим научиться влюбляться и никак не можем понять, как это делается.
— Капитан обещал научить нас и стал нам было объяснять, но Каликика страшно рассердилась и чуть не прогнала его. Он сказал, что объяснять будет на картах, и это Каликика позволила, но мы ничего не понимали, и нам надоело слушать. Мусмэ уверяла, что она что-то понимает, — указала Элия рукой на ту, у которой нос был меньше вздернут и которая казалась моложе других.
— Нет, я немножко поняла. Если положить две красные и одну черную, потом опять красную и опять черную… нет, постойте, две черных — это будет холодность.
— Ха- ха-ха, — залились смехом Баритта и Элия, — просто Мусмэ хотела выйти замуж за полковника, когда у него вырастет нога.
— Выйти замуж очень весело! Как мило, что Петр и Туфа женаты! Они познакомились здесь и поженились, потому что у них одинаковое отражение. Мы были на свадьбе — их венчали в церкви Уделов. Мы все были, даже Каликика, только Клим не пошел. Ах, как было весело! Фанагрион такой элегантный во фраке, Карбоша в орденах!
— Потом, когда все «ненастоящие» разъехались, мы приехали сюда! Вот было-то веселье, даже бабушка оставалась чуть не до утра, а она всегда спешит домой, потому что дома ее очень строго держат! — восторженно рассказывала Элия.
— Скажите, а отчего же вы ничего не говорите, или, может быть, вы приехали сюда для молчания, так мы замолчим.
— Нет, пожалуйста, я готов беседовать, — несколько смешался Маркел Ильич.
— Ну, тогда расскажите нам, отчего вы ушли и почему пришли сюда? А то мы не знаем, о чем с вами разговаривать.
Они примолкли и уставились на него свои круглыми глазами.
— Отчего я ушел и почему я здесь? — переспросил удивленно Маркел Ильич. — Я не знаю.
— Как не знаете? Вот странно-то! Ведь вы почему-нибудь же пришли сюда?
— Я пришел невольно.
— Ха-ха-ха! Невольно и без причины? Вот странно-то! Этого не может быть. Вы не хотите сказать? Ну и не надо! А кто вас прислал?
— Никто.
— Как никто? А как же вас привела Каликика?
— Я случайно нашел тетрадку и в ней…
Он не договорил, потому что случилось нечто неожиданное.
Они все три вскочили и заметались по комнате.
Фрукты попадали и покатились по полу, упал и разбился стакан.
Они метались в хаосе своих пестрых платьев и разлетающихся лент, взмахивали руками, роняли стулья и столики.
— Каликика! Каликика! Каликика! — жалобно кричали они.
Маркел Ильич вскочил с ужасом, ему казалось, что какие-то пестрые птицы бьются в комнате, наполняя ее хаосом, бросаются во все углы, жалобно выкрикивая:
— Каликика, Каликика!
Он стоял растерянно, не понимая, что случилось, когда рядом с ним раздался звонкий повелительный голос:
— Молчать! Что случилось?
Это была Каликика.
— Это не тот! Это ошибка! Это не «настоящий»!
— Брысь! На место! — сердито крикнула Каликика и, отцепив от пояса арапник, ближе подошла к Маркелу Ильичу.
Все три девушки, между тем, быстро прыгнули на диван и, крепко прижавшись друг к другу, образовали целую пеструю кучу, из которой торчали три черных головки, а глаза их с ужасом смотрели на Маркела Ильича.
— Как вы смели обидеть девочек? — спросила Каликика, и арапник в ее руке звонко щелкнул.
Она смотрела на него пристально своими удивительно светлыми глазами.
Маркел Ильич стал объяснять ей довольно сбивчиво находку тетради, свое состояние и извинялся, уверяя, что ничем не обидел барышень и не понимает, почему они так испугались.
Теперь он хорошо рассмотрел ее худенькую фигурку, одетую в черное гладкое платье. Ее волосы были собраны на макушке и, завязанные белой тесемкой, образовали на темени пресмешную метелочку. У нее был очень большой лоб и удивительно странные брови, они были почти перпендикулярны к переносице.
— Г-м, — сказала она, внимательно выслушав его, — случай исключительный. Идите в контору, я позову madame Икс.
— Да, да, позовите мадамочку, — запищали на диване девушки.
— Ну, ну, успокойтесь, — сказала им уже ласково Кали-кика и повела Маркела Ильича в следующую комнату.
В противоположность гостиной, «контора» была обставлена очень скупо. Направо у окна стоял большой некрашеный стол, на нем несколько конторских книг, чернильница, большой лист клякс-папира и колокольчик. У стола два венских стула, а на стене календарь и счеты.
Кроме стола, в комнате стоял большой гардероб и жидкая этажерка.
С потолка спускалась лампочка под зеленым абажуром, а на столе горела другая под таким же абажуром.
Каликика, оставив Маркела Ильича в конторе, пошла дальше, не закрыв за собою двери, тогда как дверь в гостиную она плотно заперла.
Маркелу Ильичу показалось, что за конторой открылась бесконечная анфилада комнат, но это было неверно — там было только две, но в последней из них всю стену занимало огромное зеркало.
Он хотел было заглянуть в эти комнаты, но не решился и остался стоять на месте.
Он ждал недолго. Скоро послышались неторопливые, ровные шаги, и в комнату вошла высокая дама.
Дама эта имела вид в высшей степени корректный и строгий. Темные волосы ее были гладко зачесаны на пробор и уложены диадемой на макушке.
Она была довольно полна, затянута в высокий корсет и одета в синее платье, какие носят классные дамы. Безукоризненной белизны крахмальный воротничок оттенял ее полное, красивое лицо со строгими правильными чертами.
Не ней не было никаких украшений, кроме тонкой золотой цепочки старинного фасона, надетой через шею, на которой были часы, спрятанные за поясом.
— Присядьте, пожалуйста, — сказала она, садясь к столу и указывая Маркелу Ильичу на стул по другую его сторону.
Он сел.
— Потрудитесь сказать мне, кто вы такой, — сказала она, смотря на него строгим, но снисходительным взглядом.
Маркел Ильич схватился за бумажник и, вынув свою визитную карточку, подал ей.
Она прочла, что было написано на карточке и, отложив ее в сторону, тем же тоном сказала:
— Теперь будьте добры рассказать мне все подробно. Маркел Ильич растерялся немного, но потом передал краткую историю найденной тетради.
Она выслушала его внимательно и, продолжая смотреть на него, сказала:
— Хорошо — это факты «прямые», а теперь потрудитесь мне изложить факты отраженные.
Он молча смотрел на нее.
Она усмехнулась снисходительно и менее строго сказала:
— Судя по вашим поступкам, я думала, что vous êtes plus avancé[12]. Хорошо, я спрошу вас: почему вы придали значение тому, что было написано в тетрадке, найденной вами?
Он совершенно смешался. Он чувствовал себя совсем маленьким, нашалившим гимназистом, ему казалось даже, что он держит экзамен по географии. Почему именно по географии, он не давал себе отчета: ему хотелось пересчитать притоки Оки или вершины Кордильеров, он сделал усилие, чтобы удержаться, и сказал: