Жить год с Даруной и другими волхвами, их там три сейчас, в избушке при капище, за высоким тыном, она самой молодой была бы. Как птичкой в клетке, взаперти. Будто не жизнь жить, а быть около жизни. Ничего не случится, ни плохого, ни хорошего. Да и то, кто знает?..
Не хотелось такого Вельке.
– Спасибо, матушка Даруна, – сказала она, – да только ведь от судьбы и на коне не ускачешь.
– Это верно, – закивала волхва, – тебе ведь может и по силам все оказаться. Если помогут, – опять добавила она, глядя на Вельку со значением. – Так ты всякую помощь принимай, не отказывайся.
– Хорошо, матушка, – пообещала Велька.
Да уж, небось не станет она отказываться от помощи-то.
– Ты жар-птиц бойся, – добавила волхва тихо, – чтобы не разорвали и не заклевали. Они такие, девонька. Ненасытные бывают, злые.
Велька так и застыла.
Живо вспомнились золотые птицы из сна и как их жаль было. А они ее – разорвут?..
– Ну, гляди, – Даруна кивнула, – надумаешь, так приходи, не прогоним, – и повернулась, пошла к выходу.
– Матушка, – не удержалась Велька, – а эти птицы, я где их встречу? Неужто тут, наяву? Они – что?
– Не знаю, милая, – волхва обернулась, качнула головой.
И ушла.
А Вельке безумно захотелось к себе в горницу, забиться там в самый темный угол и сидеть долго. Да за что же ей это? И любимого изволь забыть, и оборотни что-то от нее хотят, и судьба впереди злая, и птицы прожорливые…
Любимого – забыть? Вот так, само сказалось, само назвалось. Венко, значит, ее любимый. Хотя это еще посмотреть, если забудется через пару дней, как морок дурной, так оно и ладно. А прятаться в горнице она не станет, не дело это. Тут, за окошком, столько всего интересного случиться может, нельзя ведь пропустить.
А волхва Даруна чего приходила-то? Конечно, удивительного в этом нет, и почет Даруне полагается всегда и всюду в Верилоге, и лучшее место, само собой, – с княгининой стороны, поперед боярынь. Только нечасто приходила она раньше за княжеский стол, если только по обряду не полагалось, а нынче пришла. Значит, княгиня звала? Или сама Даруна захотела – поговорить, упредить?
А во дворе тем временем зашумели, загомонили. Отец, князь, с высокого крыльца спустился, у стола встал со своей стороны, княгиню поджидая. И та уже шла, боярынями окруженная, от другого крыльца, и Чаяна с ними. Встали князь и княгиня рядом, народу поклонились, и все, кто во дворе собрались, поклонились тоже, куда как ниже.
Ворота на княжий двор, и так незапертые, распахнули теперь настежь: дескать, всякому тут сегодня рады. Однако кмети из стражной дружины у ворот выстроились – рады-то всем, но за порядком смотреть надо.
Толпой зашли купцы. Взгляд Вельки заметался по множеству незнакомых лиц, отыскивая среди них одно, то, что и хотела увидеть, и боялась того до дрожи. Но нет, не было Венко. Зато…
Других она сразу разглядела, тех, кого и боялась видеть, и не хотела. Оборотней. Они пришли, трое. Впереди стоял старший, он держал в руках блюдо, накрытое полотном. Касмет. Так вроде Венко его называл?..
Все купцы подарки принесли, у всех что-то да было в руках: блюда накрытые, мешки, ларчики. Может, и оборотни просто князю поклониться пришли и не помнят уже про встреченную на торгу девку? Мало ли их, девок.
Вот первый купец подошел, поклонился, связку мехов из мешка достал. Отец благосклонно кивнул. Словами перемолвились: да откуда едете, и все ли ладно, и да будет добрый торг вам и хорошая дорога. Все как обычно. Слышно было Вельке не так чтобы хорошо, однако разобрать можно. Вот Чаяна поднялась, подала купцу рог резной с медом, и князь тоже свой рог приподнял, выпили. Велька давно знала, что у отца в роге не мед, а взвар густой налит из сухих прошлогодних яблок. Это понятно, если отец с каждым купцом хмельной мед распивать станет, то ясную голову долго не сохранит, а она ему нынче до самого заката надобна.
Вот другие купцы подошли, с резным ларчиком, и за ними следующие, и всем Чаяна рог хмельной подавала. К вечеру сестрица и ног чуять не будет, и лица различать перестанет, а улыбаться будет гостям все так же ласково, каждому, будто ему одному рада – не подведет многолетняя выучка.
Вот и оборотни к князю приблизились. Слова говорят обычные, как все…
Касмет полотно с блюда снял, князю с поклоном протянул то, что простая тонкая ткань больше не скрывала. Что-то длинное, обернутое в красное.
Отец даже привстал, принимая в руки редкий дар: драгоценный клинок, замотанный в красный шелк. Меч.
Вот он отвернул ткань, но совсем не убрал, продолжая держать через нее, всмотрелся, и лицо его осветилось восторгом. Вокруг переглядывались, локтями друг дружку толкали. Давненько князю ни с того ни с сего таких вещиц не дарили! Не простой дар, за такое наверняка что-то попросят.