— Сегодня я хочу отметить удачную сделку в кругу самых близких мне людей. Жаль, конечно, что у мамы не вышло приехать…— Ага, тогда бы точно был полный пиздец! — Но в любом случае сегодня отличный день, потому что с нами мой блудный братишка, — Макс салютует бокалом. — Я рад, что ты вернулся.
— У твоего блудного братца была возможность стать частью нашей семейной империи. Но он выбрал кулаками махать, — жестко чеканит Юрий Александрович. Враждебность — это все, что я сейчас чувствую от их отца. Он напирает на Демида, и мне не то чтобы хочется встать на сторону последнего, мне вообще неохота быть свидетельницей их личных разборок.
— Отец, не начинай, пожалуйста, я же просил тебя…
Юрий Александрович бьет ладонью по столу, и я подпрыгиваю от испуга.
— Что тут начинать? Кулаками махать много ума не надо, — он делает небрежный жест рукой. — И чего ты добился? Позора и травмы, которая могла сделать тебя инвалидом на всю жизнь! Ты как был эгоистом, так им и остался! Амбициозность и самовлюбленность были твоими худшими качествами, но я рад, что у меня все-таки есть сын, которому я смог доверить все нажитое непосильным трудом…
Стул резко отъезжает, громко скрипя ножками по полу, а потом Демид поднимается из-за стола так, будто больное колено — последнее, что его беспокоит.
— Я, пожалуй, пойду.
Его голос не выдает никаких эмоций, как и каменное выражение лица, но у меня в груди все щемит.
Его отец нарочно унизил его при других. И в моей голове только один вопрос: за что? За что он так не любит своего сына?
Демид разворачивается и, превозмогая боль, идет практически не хромая, пока ему в спину не прилетает очередной плевок отца:
— Долго еще собираешься сидеть на шее брата?
Демид ведет плечами, я вижу, как он сжимает кулаки, но, ничего не ответив, уходит.
Я медленно перевожу взгляд на его отца, который вцепился в вилку так, что она, кажется, вот-вот согнется в его руке.
Проходит несколько долгих минут, прежде чем мое терпение дает трещину и я открываю рот:
— Зачем вы так? Это же ваш сын…
— Закрой рот! — рявкает Юрий Александрович и впивается в меня злобным взглядом. — Я дам тебе один совет, милочка. Никогда не лезь в мужские разговоры. Не твоего ума дело, что я и кому говорю!
Я так и замираю, шокированная открытой грубостью, и перевожу взгляд на Макса, ожидая, что он как-то прокомментирует, вступится за меня, но он лишь вздыхает и опускает голову, едва заметно покачивая ею.
Прочистив горло, я осторожно поднимаюсь из-за стола.
— Я тогда, наверное, тоже пойду. — Голос дрожит, но я заставляю себя выдавить подобие улыбки, правда, вряд ли выходит убедительно. — Не буду мешать мужским разговорам.
— Ясь, — Макс ловит меня за руку, но я тут же высвобождаюсь. — Ну прекрати, ты-то куда?
— Я? Домой.
— Ясь…
Макс встает, но я останавливаю его.
— Нет! — Чувствую, что губы дрожат, а глаза горят от подступающих слез. — Не нужно, Макс. Проведи время с отцом. Все… Все нормально. Я буду ждать тебя дома. — Перевожу взгляд на будущего свекра, держась из последних сил. — Всего доброго, Юрий Александрович.
Не дожидаясь ответа, разворачиваюсь и устремляются прочь, ненавидя слезы, которые все-таки вырываются из глаз, когда я выбегаю на улицу.
Глава 9
— Сука… — стон срывается с губ, когда я, переступив порог квартиры брата, неудачно переношу бо́льшую часть веса на поврежденное колено.
Из-за гребаных эмоций я совершенно забыл о двигательном режиме, а теперь малейшая нагрузка причиняет такую боль, что хочется что-нибудь разъебать к чертовой матери.
Но в основном моя вспыльчивость, конечно же, связана со встречей с отцом, на которую мне не стоило приходить. Макс, как и обычно, не думает о последствиях.
Я привык к попыткам отца укусить меня, но сегодня то, как он унижал меня перед братом и его проклятой невестой, стало настоящим испытанием моего терпения.
Даже спустя столько лет отец, как трус, прикрывается агрессией, вместо того чтобы просто поговорить со мной и, черт возьми, объясниться. Хотя, пожалуй, этот разговор уже утратил свою актуальность. И отец это наверняка понимает. Единственное, что для него неизменно, — мое присутствие, которое ему не удается вытерпеть только по одной причине: я напоминаю ему о его же ошибке.
Если бы я остался, все бы закончилось куда большим скандалом.
Избавившись от джинсов и футболки, падаю в кресло, чтобы снять эластичный бинт и нанести мазь. Затем по новой накладываю тугую повязку на колено и с усталым вздохом откидываюсь на спинку.
… и долго ты будешь сидеть на шее брата?