Только легче все равно не становится. Мне придется самой принимать решение о дальнейшей беременности, и прямо сейчас я не могу придумать ничего лучше, чем взять паузу на несколько дней от всех этих мыслей.
Меня отвлекает подошедший официант, я натягиваю улыбку и вскидываю брови.
— Простите, кухня закрывается через полчаса, так что если вдруг хотите…
— Нет-нет, — качаю головой. — Спасибо. Можно, пожалуйста, счет?
Парень кивает и уходит.
Я тянусь за телефоном, чтобы убрать его в сумку, но на экране высвечивается сообщение, и на секунду мое сердце сжимается: оно от Макса. Если честно, я ждала весь день, что он попытается вернуть меня.
Ну или хотя бы через пару часов моего отсутствия поинтересуется, где я, но нет. Наверное, ему нужно было время выдохнуть. С глупой надеждой я открываю сообщение, но его содержимое возвращает в мой мир серые краски.
Господи, ну как я могла подумать, что этот мужчина попробует хоть раз что-то исправить сам? Надежда и правда была глупой.
«Ты не могла бы доехать до отца и приглядеть за ним до завтра? Он опять пил. Я не вывезу его сегодня».
Ну конечно! Он не вывезет, а я вывезу. После его мудацкого поступка.
Закусываю нижнюю губу, чтобы заглушить разгорающуюся злость, но ни черта не выходит.
Меня бесит его эгоистичное малодушие!
Лучше бы не писал ничего! Я бы остыла и сама пришла, а теперь хочется придушить его еще больше!
Господи, вот что за человек? Он всегда таким был или я только сейчас прозрела? Или раньше наши отношения были настолько стерильными, что его скотская сторона просто дохла?
Я прижимаю телефон ко лбу и зажмуриваюсь. Что-то изменилось между нами, и я, черт возьми, не могу понять, что именно и в какой момент.
Ощущение неизвестности затапливает мою грудь тяжелой пустотой.
Психанув, отправляю ему короткое «Ок», но только потому, что я и правда сегодня предпочту Максу общество его пьяного отца. Парадокс. Но это так.
Вызываю такси и до дома Серовых добираюсь в течении часа.
Поездка могла быть и короче, если бы таксист лучше знал город, а его навигатор имел связь с интернетом. Но к черту все. Я доехала. Открыв калитку, захожу во двор.
Буран видит меня, и его грозный лай сменяется радостным поскуливанием, а сам он встает на задние лапы и ходит туда-сюда вдоль сетки вольера, выпрашивая мое внимание.
— Привет, приятель, — треплю пса за ухо, просунув руку через ячейку.
Из дома доносится звон бьющейся посуды, и я тут же вскидываю голову. На кухне горит свет.
Вздыхаю и снова смотрю на пса: довольный, с высунутым языком, он обхватил меня передними лапами за запястья. Хитрец.
— Что, твой хозяин опять бунтует?
Буран шумно дышит, переступая задними лапами.
— Ладно, пойду, пока он не начудил там. Если поранится, кто за тобой присматривать будет?
Треплю пса по голове и высвобождаю руку. Буран тут же начинает истерить, скулить, лаять и прыгать на сетку, но я уже поднимаюсь на крыльцо.
Прежде чем переступить порог, делаю глубокий вдох и решительно толкаю дверь.
— Юрий Александрович, — сразу даю о себе знать, — вы дома?
Скидываю обувь и, поморщившись от запаха перегара, прохожу вглубь дома.
— Галя? — ворчит он грубым голосом. — Галя!
Да уж… судя по тому, насколько неразборчиво он произносит имя бывшей жены, Серов-старший действительно ужрался. Я даже думаю, не стоит ли развернуться и сбежать от греха подальше, но оставлять его одного в таком состоянии страшно.
Захожу в кухню и вижу хаос из пустых и початых бутылок на столе, полу, подоконнике… а сам хозяин дома сидит на табуретке, один локоть на столе, голова опущена и болтается, но он вдруг поднимает ее и с минуту всматривается в мое лицо. А я за это время оцениваю вечно педантичного, одетого с иголочки мужчину, который сейчас сидит в семейниках и майке-алкоголичке, лямка спадает с плеча, а на груди все в сомнительных пятнах.
Вздыхаю и качаю головой.
— Что ж вы делаете, Юрий Александрович? — бубню и наклоняюсь, чтобы поднять бутылки с пола. — Зачем так убиваете себя?