Он начинает двигаться во мне медленными чувственными толчками, грудь распирает от сдавленных хрипов и рычания. Давление во мне нарастает, и я чувствую, как точно и уверенно он подводит меня к грани… Господи… я вот-вот кончу… черт…
Ощущений так много, что они пугают меня, и я цепляюсь за шею Демида, подстраиваясь под его ускоряющийся темп. Наши вдохи и выдохи тяжелые и долгие, они сплетаются воедино между поцелуями, и какая-то часть меня начинает паниковать.
Я боюсь, что не справлюсь с давлением, которое становится невыносимым, и в следующую секунду оно взрывается во мне подобно глубинной бомбе. Взрыв такой сильный, что я зажмуриваюсь и прикусываю плечо Демида, который не прекращает раскачивать меня на волнах угасающего оргазма, даже когда из моих глаз вырываются слезы, которые он ловит языком и слизывает, оставляя их вкус на моих губах…
Я не помню, как засыпаю и не знаю, от чего просыпаюсь, но, когда приоткрываю веки, лучи утреннего солнца скользят по моим ногам. А потом я пытаюсь пошевелиться и с ужасом обнаруживаю себя придавленной рукой к матрасу.
С силой тру глаза, и вспыхивающие кадры прошедшей ночи окончательно приводят меня в чувство… Твою мать…
Я осторожно выбираюсь из-под руки Демида и сажусь на краю матраса, судорожно собирая волосы на макушке.
Сердцебиение долбит, мне становится трудно дышать, когда я вспоминаю его прикосновения и его рот, которым он вбирал в себя все мои порочные звуки.
Черт, черт, черт…
Я оглядываюсь через плечо: Демид спит. И выглядит так беззаботно, что сердце щемит от боли. Мне хочется прикоснутся к его лицу, но я убеждаю себя не делать этого. Я знала, что наутро посмотрю на это иначе, но не думала, что все будет настолько серьезно.
Прикрываю глаза и, прижав кулак ко лбу, сдавленно выдыхаю:
— Господи… твою ж мать… — качаю головой и срываюсь на едва уловимый шепот: — И о чем я только думала.
Грудь разъедает от водоворота эмоций, которые с каждой секундой становятся сильнее, напоминая о вчерашнем дне…
Тошнотворное чувство роится в моем животе.
Это какой-то кошмар… И его не спихнуть на алкоголь, потому что я была абсолютно трезвой. Но потом у меня получается свалить все на эмоциональное потрясение и мое нестабильное состояние после нервного срыва…
У него определенно был повод.
Новость о беременности.
Ссора с Максом.
Мысли об аборте.
Пьяный отец Серовых.
Лейла и Макс в нашей кровати.
Демид…
Господи, слишком много для одного дня, неудивительно, почему я не отдавала отчета своим действиям. Не отдавала же, да?
Как можно незаметней встаю и крадусь в ванную, в надежде что мои вещи высохли. Рыться в чемодане сейчас будет лишним шумом, поэтому я натягиваю на себя не просохшую одежду.
По крайней мере, ощущения становятся такими же, как и в моей душе: холодными и липкими.
Я беру сумочку, чемодан и, бросив взгляд в сторону комнаты, где все еще спит Демид, качаю головой и бесшумно выхожу за дверь.
Уже на улице вызываю такси и, когда оно приезжает и таксист любезно грузит багаж, забираюсь на заднее сиденье и съеживаюсь в попытке защититься от мыслей, что сейчас, подобно кровожадным пираньям, норовят оторвать от моей души по куску мяса.
В таком же состоянии я захожу на вокзал и с тяжелым сердцем пробираюсь через толпу на нужный мне путь. Скоро я увижу маму, и проблемы разрешатся. Раньше ей всегда удавалось одними своими объятиями отогнать от меня все плохое, может, и сейчас у нее получится?
Состав уже стоит, проводники проверяют документы и билеты, я нахожу свой вагон, безжизненно волоку за собой чемодан. Показываю паспорт, с трудом закидываю чемодан в поезд и забираюсь следом.
Переведя дыхание, берусь за ручку багажа, чтобы протащить его по проходу, но в руке начинает вибрировать телефон.
Сердце тяжелеет — я узнаю номер.
Демид.
Нервно сглатываю, прикрываю глаза и, дождавшись, когда вибрация стихнет, со слезами на глазах выключаю телефон.