— Ты чего там? Плачешь?
Варя только шмыгнула носом и сильнее вцепилась в мужа.
— Сладкая, — он мягко разжал её ладони и устроил девушку на коленях. — Что не так?
— Стих понравился. Красивый.
— Мира тоже у нас очень красивая и всем нравится, но ты же не рыдаешь каждый раз, когда видишь её. Что случилось? У тебя что-то не получается? Расскажи мне.
Девушка отстранилась от него и стала нервно ходить по комнате из угла в угол под наблюдением ничего не понимающего Баса. Настроение жены менялось ежесекундно, и уловить, а тем более понять его не представлялось возможности.
Варя вылетела из спальни, а через минуту вернулась с какими-то бумагами в руках. Она до крови закусывала губу, но тело все равно подрагивало от тщательно сдерживаемых слез. Она не хотела плакать перед Ромой, не хотела делать больнее своими рыданиями и нагнетать обстановку. В конце концов, у неё осталось не так много времени и потратить его на пролитие слез будет глупо.
Варя молча подала Басу и, сложив руки на груди, так и стояла в ожидании, пока он дочитает. Его глаза быстро скользили по строчкам, а когда добрались до последней, то с ужасом искали Варины, надеясь найти объяснение.
— Что это? Я ничего не понимаю.
Но его голос был полон неподдельной паники… Он все понял. Только не хотел признавать это, хотел услышать от жены опровержение.
— Прости, Ром… Мне нечего сказать в противовес. Все так, как написано.
Он вскочил на ноги, как на пружинах, и, подобно ей несколько минут назад, стал измерять комнату шагами.
— Я все равно не понимаю, — Бас шелестел бумагами. — Как, как такое может быть?! — он со злостью швырнул листы под ноги. — Так, ладно… Это ведь лечится, да? Сейчас 21 век, все лечат… Лечат же? Варь, ну что ты молчишь?!
Видя, как срывается Рома, как напрягаются вены на его шее и как его глаза приобретают лихорадочный, полубезумный блеск, хотелось прижать его к себе, сказать, что всё будет хорошим это не то, о чем стоит беспокоиться… Но злокачественная опухоль на мозге — не то, что заканчивается хорошим. И давать Роме надежду, а потом снова делать больно слишком жестоко.
Девушка не могла вымолвить и слова. Слишком страшными они были.
— Живьем меня убиваешь, Варя. Кислород перекрываешь, — хрипло проговорил Рома и, на ходу схватив ключи от машины, вышел из спальни, а затем и из квартиры, громко хлопнув дверью.
Варе так хотелось остановить мужа, вцепиться и никогда не отпускать, но он не сможет находиться сейчас с кем-либо в одном помещении. Ему нужно переварить это, принять.
Дрожащие ноги подвели. Варя рухнула на пол и больно ударилась головой об кровать, но её это не волновало. Душа болела гораздо сильнее. Она хотела жить, стремилась к новым свершениям, но судьба распорядилась иначе.
Горячие слезы стекали по щекам вниз и капали на пол.
— Мама? — раздался детский голосок и топот голых ножек. — Мама, ты плачешь?
Варя на секунду отвернулась от дочери и провела ладонями по лицу, избавляясь от влажных дорожек.
— Мамочка, — Мирослава подошла к матери и ладошками коснулась её спины. Девушка обернулась и взяла дочь на руки, вдыхая запах её макушки и осторожно покачиваясь из стороны в сторону.
— Кто тебя обидел? — Мира не унималась и руками зарылась в мамины волосы. — Папа?
— Нет, моя хорошая. Как же папа может обидеть меня? Он нас очень-очень любит и никогда не даст в обиду. Никому. Папа наш главный защитник.
— Где он? Его нет?
— Пока что нет, Мирик. Задержался на работе, но утром папа будет дома. Я надеюсь, — это Варя добавила уже шепотом. — Ты чего проснулась? Ведь так сладко спала. Я тебя разбудила?
— Нет, мамочка. Сердечко.
— Сердечко? — девушка недоуменно посмотрела на Миру. — А что с ним такое?
— Оно разбудило меня. Сказало, что нужно к маме идти. Мне страшно стало.
— Не бойся, маленькая. Нечего бояться. Папа всегда будет рядом. А мама всегда будет любить тебя. Запомни это, родная. Мама всегда тебя любила, любит и будет любить.
Рома не знал, куда едет. Он просто вжимал педаль газа в пол, а перед глазами была не дорога с проносящимися по сторонам огнями, а она… Варя. С красной и розовой помадой на губах, с подведенными черными глазами или бледными блестками, накрашенная и нет. Улыбающаяся и плачущая, целующая его и ругающаяся, зовущая к себе и прогоняющая. Со светлыми и темными волосами… Такая разная, но одинаково сильно любимая им.
От ветра, что задувал в открытые окна, и света фонарей болели и слезились глаза. Смазывались очертания деревьев и дорожных знаков, но Бас не сбавлял скорость.
Сердце обливалось кровью, а страх потерять её холодной рукой сжимал легкие, не давая вздохнуть. Как же так? Почему именно сейчас жизнь так издевается над ними? Посчитала слишком счастливыми?
Рома резко вывернул руль вправо и, чуть не вспахав асфальт, остановился на обочине. Хотелось подолбиться головой о руль, содрать кожу с тела, сделать хоть что-то, что отвлечет от этих убивающих мыслей, но это не поможет.
Необходимо было прооораться, но боль не покидала его с криком.
— Мне даже не оставили выбора! — заорал он и ударил кулаком по зеркалу заднего вида, которое тут же упало и разлетелось на мелкие кусочки. — Я не смогу жить без нее! Я не хочу! Мне не нужна такая жизнь!
Ещё с полчаса Рома простоял на одном месте, пока не решил, что нужно возвращаться. Но поехал он не домой, а к матери.
Уже у входной двери у него зазвонил телефон, но Бас не ответил и постучал в дверь.
— Сынок, а я тебе только что звонила… — открыла ему Елена и осеклась. Время было поздним, но она не спала, что-то тревожило. — Рома, что случилось?
Он молча прошёл в квартиру и, лишь когда дверь закрылась на два замка, сбивчиво заговорил, быстро и периодами задыхаясь от нескончаемого потока слов. Бас медленно сполз по стене и так и остался сидеть на полу.
— Что мне делать мама? Я не вынесу её смерти. Я могу вновь остаться один.
— Она не оставляет тебя одного, — мать опустилась на колени рядом с ним и обняла своего взрослого, но порой такого дурного сына. — С тобой всегда будет всё лучшее, что было в ней. Она будет в твоем сердце. А Мирослава останется физической её частью.
— Что мне делать, мама? — словно ничего не слыша, повторил Рома.
— Нам остаётся только верить в лучшее сынок. Только верить и молиться за её здоровье.
Домой Рома приехал далеко за полночь. Варя, наревевшись вдоволь, уже спала. Мирослава приткнулась к её боку, нагло забравшись в родительскую кровать. Бас не стал двигать их и будить, а аккуратно пристроился с краю. Он уткнулся носом в Варины волосы и обнял её за талию.
— Я сделаю всё, что понадобится. Я готов убить всю Москву, готов обменять свою жизнь на твою, если это поможет. Я сделаю все, что будет в моих силах и вне их. Я слишком сильно люблю тебя, Варя, и не готов отпускать.
После того, как Варя все рассказала Роме, болезнь словно получила команду «фас». Она таяла на глазах неделю за неделей, а через несколько месяцев и вовсе перестала быть похожей на саму себя. Жизнь наполнилась болью, постоянными приемами медикаментов и частыми пребываниями в больнице. Влад не уставал собирать консилиумы врачей и искать того, кто рискнет прооперировать его подругу, но такой храбрец не находился. Все разводили руками и говорили, что операция не имеет смысла — рак всё равно сожрет Варю, слишком поздно они опомнились. Он успел пустить корни в виде метастазов по всему телу. И Владу хотелось выть, зная, что самое большее, что осталось Варе — это всего два года. Полгода из которых уже были истрачены.
— Мам, ты ждешь меня? — раздался звонкий голосок Миры по коридору.
— Жду. Быстрее, Мирик, а то сейчас Артемка уснет и ты не успеешь поиграть с ним.
Варя надела куртку, которая повисла на ней, как на вешалке. Вся одежда стала велика.
— А мы сегодня пойдём к Вадиму?
— Может быть, — девушка улыбнулась, зная, что сынок крестной очень полюбился этой маленькой кокетке. — Папа вечером отвезет нас. Ты все? Давай ручку.