— Понял тебя, — почесал стриженую голову Кикир, изображая мыслительную деятельность. — Хотя не очень, если честно. Любишь ты всё усложнять. Зачем тебе несговорчивая баба, когда у тебя их столько, что можно каждый день новую тарабанить?
— Поймёшь, — сказал я, — когда половой зрелости достигнешь.
Он заржал. Потом подобрался вдруг, становясь удивительно похожим на пса бойцовской породы.
— Нашёл я мудёныша этого, который колёса тебе тыкал.
— Где?
— Во 2-м УВД сейчас торчит.
— Я же говорил, сами разберёмся, — бросил я уже на ходу. — Тебе уши прочистить?
— Да они его на херне какой-то взяли, — принялся оправдываться Кикир, вылетая вслед за мной. — У меня мусор там знакомый. Как пальцы откатали, он и просигналил.
По третьему транспортному мы домчали довольно быстро, вечерние пробки уже успели рассосаться. Вломились в УВД, досмерти напугав безусого ментёнка, сидевшего в дежурке — тот аж выронил недоеденную булку. Сперва схватился за кобуру, потом узнал меня и округлил глаза.
— Где он? — спросил я таким тоном, что ментёнок даже не подумал спорить. Просто ткнул в сторону коридора. Кикир, знающий это отделение, как свои пять пальцев, пошёл первым.
В обезьяннике я уставился на щуплого пацана лет семнадцати, то и дело шмыгающего носом. Под глазом у него наливался чудовищный фонарь. На тощих запястьях опаснейшего преступника красовались браслеты наручников.
Увидев нас, настроенных явно не дружелюбно, пацан с тихим воем вжался спиной в стенку. Мои лопатки ещё помнили, как неприятно такие стены холодят спину.
— Это что такое? — спросил я Кикира. — Хочешь сказать, этот глист мне решил нагадить?
— Ща спросим…
Нерасторопный дежурный, отставший по дороге, отпер решётку.
— Только вы это, поаккуратнее. — Он с сомнением покосился на потерявшего последнее самообладание пацана и понизил голос: — Мне жмура тут не надо.
— Не учи учёного, — фыркнул Кикир, отпихивая его в сторону и собираясь войти первым.
— Оставь, — сказал я, разминая пальцы. — Я сам.
Побледневний, как разбавленное молоко, пацан смотрел на меня дикими глазами. Я подчёркнуто аккуратно взял его за ворот замызганной рубашки и потянул на себя. Пацан зажмурился. Пришлось встряхнуть его так, что аж зубы клацнули. Я замахнулся; кулак уже летел прямо в распухшее, искажённое ужасом лицо, но замер в каком-то миллиметре от кривого носа, с которого жалко свисала капля.
— Ты знаешь, кто я?
Пацан молча таращился, синюшные губы прыгали. Пришлось встряхнуть его ещё раз и повторить.
— З-знаю, — запинаясь не то от страха, не то от дрожи выпалил он.
— Знаешь, почему я здесь?
— Д-да. — Он покаянно повесил голову и душераздирающе вздохнул. — Только не бейте меня!
— Всё зависит от тебя, — сказал я равнодушно. — Зачем ты проткнул мне колёса?
При воспоминании об этом снова полыхнула в груди ярость. Пальцы сжались сами собой, хлипкий ворот затрещал в руке. Второй кулак так и чесался приложить его к сопливой жалкой физиономии.
— Н-не бейте, дяденька, — захныкал подросток, который был младше меня максимум лет на пять. — Я не сам, м-м-меня заставили!
— Кто? — рявкнул я, притискивая его к ледяной стене.
Дорогие читатели! Если вам нравится история, не забывайте поддерживать автора комментариями и звёздочками. Поддержка очень мотивирует выкладывать проды каждый день:)
Глава 5: Проблемное послевкусие
Как только закрылась дверь, я наконец-то смогла нормально выдохнуть. Даже не заметила, что всё это время едва дышала, словно грудь стиснули железные обручи. Лоб и щёки полыхали, кровь тяжело стучала в висках. Я спрятала лицо в ладонях, чувствуя, что балансирую на самом краю настоящей истерики, со слезами и безумным хохотом, с расцарапыванием собственной кожи и выдиранием прядей волос. Надо бы успокоиться.
Дубовский оставил мне такую массу сложных впечатлений, что я барахталась в этой куче, запутываясь ещё больше. Его взгляд то прожигал на мне дыры, то замораживал до онемения. Его манеры и повадки внушали ужас, но в то же время… Словом, рядом с ним трудно было остаться безучастной. Напускное равнодушие шло трещинами за секунду. Я боялась, что он позволит себе лишнее — дотронется, попробует прижать или обнять, а то и поцелует. И вместе с тем меня сжирало любопытство. Как это, когда тебя касается Максим Дубовский?
Я ненавидела себя за эти мысли. Они поднимались грязными пузырями со дна души, лопались, расходились чёрными цветами на поверхности. Сами собой, безо всякого моего участия. Казалось, это встроенная программа, которая сама собой включалась, стоило мне задержать взгляд на Дубовском дольше, чем на секунду. Такой дряни со мной ещё никогда не происходило.