Я не сразу понимаю, что речь об Илье. Кажется, что кроме нас двоих в мире никого и не существует. Дубовский смотрит на мою разбитую губу и желание в его глазах мешается с гневом.
— Нет! — поспешно говорю я и хватаю его за руку. Дубовский вдруг морщится с приглушённым ругательством. Моя хватка пришлась аккурат на разбитые костяшки.
Напряжение немного спадает, я вдыхаю свободнее, чувствуя, что искры между нами рассеялись. Но мне кажется, это лишь временная передышка. И чтобы скрыть смущение, я принимаюсь хлопотать над его «ранами». Они не так серьёзны, как у Ильи, но выглядят жутко из-за обилия крови. Я смываю схватившуюся кровь водой — и Дубовский позволяет мне это сделать. Он сидит на краю ванны и наблюдает за мной, как кот за мышью, а я стараюсь сосредоточиться на деле, чтобы снова не упасть в томное предвкушение. Его бровь рассечена не так сильно, как я думала, так что я просто обрабатываю её антисептиком, с удовольствием слушая, как Дубовский шипит от боли. Она делает его человечнее. Ближе.
Я ставлю пузырёк на место, закрываю дверцу шкафчика над раковиной. Дубовский-в-отражении смотрит мне прямо в глаза, так, что я чувствую себя бабочкой на булавке, намертво пришпиленной к чёрному бархату. Дубовский-в-реальности стоит за моей спиной, так, что мои лопатки касаются его груди.
Он медленно отводит волосы с моей шеи, и я невольно наклоняю голову в сторону. Совсем чуть-чуть, незаметное движение. Но он чувствует его, и голубые глаза вспыхивают такой страстью, что меня обдаёт жаром. Я гляжу в его отражение, как завороженная. И тогда он склоняется ниже, не отрывая от меня взгляд.
— Что ты делаешь? — выдыхаю я. Мне нужна пауза, чтобы хоть немного успокоить дыхание, хотя бы самую малость вернуть себе самообладание. Всё моё тело обратилось чувствительной струной, и я боюсь, что оно зазвенит, если Дубовский дотронется до него.
Он улыбается так, что я обречённо понимаю — всё. Его больше не обмануть. Не оттолкнуть напускным равнодушием, не разыграть карту ледяной королевы. Дубовский чувствует мою тягу к нему так же отчётливо, как и я. Два разноимённых заряда должны столкнуться. И если этого не происходит, значит, сам мир прекратил существовать.
— То, что хочу, — отвечает он и легонько касается губами моей шеи. Судорожный вздох вырывается из моей груди, по коже разбегаются разряды тока. Там, где он прикасается, кожа пылает огнём, вспыхивает, как маленькие солнца. Я дышу так часто, что не могу толком вдохнуть и только надеюсь, что не задохнусь здесь, в его руках, скользящих по моей талии, стоя на холодном кафельном полу. Поцелуи становятся настойчивее, я прикрываю глаза, отдаваясь ощущениям, моя рука зарывается в волосы Дубовского, гладит его висок.
Приятная истома охватывает всё моё существо, я испытываю… нетерпение. И широко распахиваю глаза, не веря самой себе. Дубовский замечает перемену. Он разворачивает меня к себе, подцепляет подбородок пальцами и пристально смотрит мне в глаза, замерев в миллиметре от моих губ. Я дрожу в ожидании, и, когда думаю, что этого уже никогда не произойдёт, он целует меня. Сперва осторожно, жалея мою разбитую губу. Но чем дальше, тем слабее его самоконтроль, тем больше страсти в его поцелуях, доводящих меня до исступления. Я хватаю воздух украдкой и сжимаю его затылок, ласкаю, мечтая, чтобы туман в моей голове никогда не рассеивался. Рука Дубовского скользит вниз, задирает край моей юбки и я чуть ли не вскрикиваю, когда он касается моего обнажённого бедра. И вместо того, чтобы стыдливо отшатнуться, только прижимаюсь к нему сильнее.
Он издаёт такой рык, что у меня внутри что-то переворачивается. Подхватывает меня под бёдра и усаживает на стиральную машинку, широким жестом смахнув с неё всякий хлам. Дубовский вклинивается между моих ног, вжимается в меня и целует так, что мне на секунду кажется, будто моё сердце разорвалось. Внутри меня всё пылает и пульсирует, никогда раньше я не подозревала, что способна испытывать такое сильное возбуждение, что оно начисто перекрывало всё на свете. Руки Дубовского сжимают меня и мнут, мои ладони скользят по его спине, ощущая напряжённые мышцы. Цепочкой коротких сильных поцелуев он пробегает по моей шее, спускается ниже, расправляясь с надоедливыми пуговицами, касается губами ключиц.
Его ладонь накрывает мою грудь. И когда мы оба задерживаем дыхание, за дверью раздаются шаги. А затем и стук. Мы отрываемся друг от друга и таращимся, как преступники, застигнутые на месте преступления. И вдруг оба прыскаем со смеху.