— Такие хрупкие девушки, и на такой жуткий фильм. Не страшно?
«Да?» Я даже не подумала узнать программу, просто решила положиться на удачу. А та оказалась в своём репертуаре — ужастики я не выношу на дух, потом ещё несколько дней не могу спокойно видеть темноту за окном, всё время кажется, будто там кто-то есть. Но я скорее язык себе вырву, чем признаюсь в этом каким-то сомнительным типам.
— А по нам не видно, что мы уже не в том возрасте, чтобы трястись от картинки на экране? — сухо говорю я. «Именно в том», — справедливо замечает внутренний голос.
Блондин стоит слишком близко и даже не думает отходить, так что я сама делаю шаг в сторону. От него пахнет смесью зноя, пота и слишком навязчивого парфюма. Внезапно с другого бока оказывается его суетливый товарищ, огромные глазищи которого лихорадочно блестят. Он пялится мне в лицо со странной улыбкой, которая то возникает, то пропадает, и я с содроганием замечаю, что зрачки у него неестественно расширены. Теперь понятно, почему парень не может и секунды спокойно устоять на месте, а его руки находятся в бесконечном движении, то одёргивая рубашку, то убирая назад светлые тусклые кудряшки. Вблизи он кажется совсем юным со своим полудетским, открытым лицом.
— Куда мы сядем? — спрашивает он меня с нарочитой небрежностью, поглядывая на блондина.
— Мы? — Я опешила. — В смысле?
Блондин пытается взять нас с Лизкой под руки.
— Ну мы же вместе пришли. И сможем вместе уйти, — томно говорит он, якобы не замечая возмущения, написанного на наших лицах.
— А у нас спрашивать не надо? — Подруга упёрла руки в бока. — Может, мы не хотим. Может, мы вообще замужем.
— Да вы сами не знаете, чего хотите, — фыркает тип, с каждой секундой становясь всё омерзительнее. — А мужья подвинутся, что им, жалко, что ли?
Из-за наших спин раздаётся недовольный вздох.
— Хватит, — спокойно говорит третий, обладатель пламенной шевелюры. Он берёт блондина за плечо и слегка стискивает пальцы. — Заканчивай.
— Арт как всегда, — закатывает глаза тот. — Всё веселье обламывает.
Красноволосый никак не реагирует, только продолжает увеличивать нажим, пока приятель с приглушённым ругательством не скидывает его руку, отходя подальше от нас. Я оборачиваюсь, чтобы удостовериться — парень помог нам не для того, чтобы занять место предыдущего, — и натыкаюсь на внимательный прохладный взгляд. Светло-зелёные радужки обведены тёмным по краю, прозрачные, как кристаллы кварца. Парень смотрит на меня удивительно бесстрастно, без какого-либо интереса — и это внезапно оказывается обидным. Не то чтобы я ждала какого-то преклонения от каждого встречного. Просто привыкла, что люди реагируют на меня определённым образом.
Он слегка кивает, мол, всё в порядке, явно не собираясь заводить беседу.
— Блин, Артур, — кудрявый хлопает рукой по стене и морщится. — Ну что ты начинаешь? Нормально общались, девчонки только рады.
Красноволосый чуть приподнимает брови, обозначая вопрос.
— Нет, — говорю я осторожно. — Не рады.
— Вот видишь, — всё с тем же незыблемым спокойствием говорит он кудрявому, который трёт щёки, словно пытаясь избавиться от верхнего слоя кожи. — Ты ошибся в своих оценках. Отстань от людей.
Голос парня такой же бесстрастный, как он сам, текучий и гладкий, как поверхность стекла. Ни намёка на агрессию или злость, хотя заметно, что поведение приятелей ему не нравится. Удивительно, как они вообще оказались в одной компании?
Через десять минут нас запустили в зал. Мы с Лизаветтой планировали сесть последними, чтобы точно не оказаться рука об руку с кем-нибудь неприятным, но сзади напирали другие посетители. В итоге, рядом со мной уселся молодой, но уже довольно известный блогер, который с первой секунды уткнулся в телефон, да так из него и не вылезал до конца сеанса. Проблемная компания расположилась на ряд дальше, но позади меня сидел красноволосый Артур, который, видимо, сумел приструнить своих неадекватных товарищей. По крайней мере, больше проблем они не доставляли.
Во время сеанса я то и дело чувствовала ток холодного воздуха, который касался шеи. Почему-то подумалось, что это Артур смотрит на меня своими прозрачными глазами в темноте зала.
После сеанса мы вышли на тонущую в сумерках улицу, и я сразу шлёпнула Лизку по руке.
— Больше никогда, — сказала я, тыча указательным пальцем ей в нос, — никогда, слышишь меня? Никогда я не доверю тебе выбор фильма.
Большую часть сеанса я тряслась, наблюдая за происходящим на экране через растопыренные ладони, в которых пряталась в особо кровавые моменты. Алые брызги и пятна больше не были для меня чем-то далёким и неизвестным, они будто стали реальнее после того, как я сама смывала кровь с рук Дубовского. Я всё ждала, что вот-вот почувствую тяжёлый металлический запах, наполняющий лёгкие при каждом вдохе. Мне было противно до омерзения. Но не страшно.