— Были ваши, стали наши… — бормочет он. — Нет, вряд ли. А вот инфу слить могли. Говорю же, киса — всё продаётся, всё покупается.
Он откинулся на спинку дивана, перестав давить на меня своим авторитетом. Задрал голову, разглядывая натяжной потолок со встроенными кругляшами светильников.
— Значит так, — сказал он сухо, — чтоб по злачным заведениям больше ни ногой. В другой раз может и не повезти. В городе творится какая-то херня, и я не хочу, чтобы ты пострадала.
Лёгкое тепло, совсем не похожее на все эти вспышки страстей и гнева, расходится от моего сердца. Забота, пусть высказанная неохотно и через силу, внезапная, как солнечный луч в пасмурном небе. Я опускаю голову, чтобы спрятать улыбку, чувствуя какое-то радостное смущение. На глаза попадается чёрный кант чужой футболки, которая до сих пор остаётся единственным предметом моей одежды.
— Мне бы переодеться, — говорю я миролюбиво.
— Нет проблем. — Дубовский возвращается из своих мыслительных путешествий и тут же становится прежним: — Но только при мне. И в ошейник с поводком.
С рычанием я пихаю его в бок, но в ответ слышу лишь смех.
— Мне нужна моя одежда, — медленно и терпеливо проговаривая слова, сообщаю я, титаническими усилиями сдерживаясь, чтоб не добавить «и мой мотоцикл». Раз изображает тупого, буду с ним, как с тупым. Жестами дублируя слова, я продолжила цирк: — Моя. Надевать. Одежда. И. Уходить. Отсюда.
— Кстати, киса, — начисто игнорируя мои телодвижения, проговорил Дубовский, — учти, что после свадьбы весь твой гардероб будет согласован со мной, от трусов до зимнего пухана.
— Чего?! — воскликнула я, всплёскивая руками. — Нет. Нет-нет-нет. Это же чушь!
— Ты куплена, как витрина. А что выставлять на неё, решаю я, — заявил этот гад, нисколько не раскаиваясь. Мне стало тошно от того, что секунду назад я почти что поверила в его человечность. Снова попалась на проблеск, только забыла, что это не солнце, а крошечный светодиод. Сверля меня синими глазищами в ожидании реакции, которую не дождётся, Дубовский добавил: — Сейчас Валера приедет, притараканит тебе свадебные шмотки на примерку. Выбирать будете вдвоём, но у твоего мнения приоритет ниже.
— Отвратительно, — сказала я без выражения. Устав от постоянной смены эмоций, чувствуя последствия вчерашних событий и стрессов всех этих дней, я оказалась в каком-то вакууме, не испытывая вообще ничего, кроме тупого равнодушия. Если мои попытки бороться наталкиваются на стену, может, умнее будет прекратить их и просто перетерпеть, пока не выйдет оговорённый срок? Умнее, но точно не проще. — Ты мне отвратителен.
Щека Дубовского дёрнулась.
— Уж какой есть, — ощерился он, сузив глаза.
Потом поднялся, пересел за стол и уставился в ноут. Если он всё сказал, что хотел, я лучше вернусь в кухню и заем печаль тонной блинов, а потом умру от обжорства прямо там, пусть потом выкручивается в полиции. Будет ему прощальный подарочек.
— Я могу идти?
— Ещё два пункта, — сказал Дубовский, не отрываясь от экрана. Он тоже знал толк в прощальных подарочках: — На нашей свадьбе не будет твоих родителей, друзей и кого ты там ещё собиралась позвать, если собиралась. Это первое. Второе — охрану к тебе всё же придётся приставить.
Меня размазало по дивану в лужу киселя. Я догадывалась, что с гостями выйдет какая-то лажа, ведь куча моих знакомых вряд ли смогут нормально отыграть легенду. Но охрана… Это ведь не только телохранитель, это ещё и шпион. Нет сомнений, что о каждом моём шаге, о каждом слове будет донесено ему. Собравшись, я стиснула кулаки.
— Мне не нужна охрана, — твёрдо сказала я. — Такие вещи она всё равно не предотвратит, а постоять за себя я могу.
— По твоим синякам заметно, — бросил Дубовский, и я окаменела.
Должно быть, лицо у меня сделалось страшное. Или он сам с опозданием понял, ЧТО ляпнул. Как бы там ни было, он подорвался с места, оказался возле меня в мгновение ока и притянул к себе, увлекая в крепкие объятия. Я не сопротивлялась, продолжая бездумно рассматривать свои руки, лежащие на коленках, чувствуя, как тепло чужого тела потихоньку просачивается через каменный саркофаг отчуждения. В голове было пусто, ни единой мысли. На сердце так же.
— Это было подло, — сказала я тихонько. Подступающие слёзы стискивали горло. проклятый Илья, от которого я так хотела избавиться, всё ещё оставался со мной, как призрак, который в любой момент может показаться в конце коридора.
— Знаю, — так же тихо ответил Дубовский. Руки вокруг меня сжались чуть сильнее. — Но если ты должна меня ненавидеть, чтобы оставаться в безопасности, пусть так и будет. Можешь поносить меня, ругаться, сжечь мои галстуки и разбить мой аквариум, решение останется прежним. После того, как о тебе узнают, опасности станет больше, на порядок больше, понимаешь? Охрана нужна. Чтобы ничего плохого с тобой больше не случилось.