Я старательно наблюдала со стороны, как общается он, как общаются с ним. Вот супружеская пара лет сорока, статные и величавые, похожие на портреты XVIII века; они приветливы без радушности, оценивающе скользят стеклянными глазами по лицам, мебели и картинам, не меняя выражения лица. Но обращаясь к Максиму, немного теряют в глянце, человечность проступает из-под фарфоровых масок и звучит смех. Мужчина пожимает его руку, похлопывая по плечу, как старого приятеля; женщина позволяет себя приобнять и чмокает воздух над правой щекой. Через комнату за всем этим с испытующим прищуром наблюдают два коротко стриженых мужика с лицами, до изумления похожими на мешки с картошкой. Не всех деньги сумели облагородить. Один что-то говорит соседу, тот с гаденькой усмешкой поддёргивает рукава.
Между делом я придумала себе игру — гадать, кто из гостей какой незаконной деятельностью промышляет. Низенького одуловатого дядьку с унизанными золотыми печатками пальцами, которыми он придирчиво ковырялся в подносе с закусками, я сразу определила в работорговцы. Было в нём что-то от лунных капиталистов из мультика про Незнайку.
— А, — сказал он, демонстрируя мне жирную креветку, — каково! В моей юности таких даже в спецраспределителях не достать было. — Он рассыпался дробным смешком, будто креветка его пощекотала.
Все здесь были знакомы между собой, так что я невольно чувствовала себя отделённой невидимой чертой, когда речь заходила о каких-то общих знакомых и внутренних делах. Помня наставления Максима, я усиленно слушала, но подозревала, что деятельность эта будет бесполезной — незнакомые фамилии и названия в голове задерживались ровно на три секунды. Разговоры велись вокруг бизнеса, политики и обычных, общечеловеческих, сплетен — кто с кем спит, кто кому нагадил исподтишка, чьи детишки лежат в рехабе.
Краем уха я зацепила рассказ о том, как чью-то супругу недавно похитили ради выкупа, а «убитый горем» супруг прислал похитителям денег со словами благодарности. Концовка у истории была кровавая.
Я залпом допила вино, чувствуя, как сковывает льдом внутренности. Весёлый смех рассказчика звучал у меня в ушах, как запутавшееся в горах эхо.
Вот, в чём было главное отличие этого сборища от светских раутов московской элиты. Не в деньгах, не в количестве карат у бриллиантов на запонках, не в том, насколько редкая рептилия отдала свою кожу на ботинки и ремни. А в том, с каким ужасающим спокойствием здесь говорили о смерти, и том, что ей предшествует.
Принеси кто в дом Конституцию и Уголовный кодекс РФ, они бы самовозгорелись.
Мне резко стало не по себе. Я наконец-то на уровне ощущений поняла, о какой страховке говорил Максим, и теперь каждый взгляд в мою сторону казался прицелом.
Гости неравномерно распределялись по комнатам. Кто-то остался в гостиной, кто-то — в том числе Максим, — ушёл играть в покер, иные шушукались в прилегающих комнатах, назначение которых я затруднялась определить. Малые гостиные? Чайные? Без понятия.
В одной из таких, уставленной белоснежным фарфором с прозрачными розовыми цветами, я снова наткнулась на Марго. Она смаковала бокал вина, стоя у окна и безошибочно повернулась ко мне.
В ней совсем не было враждебности, что загасило начавшую было разгораться ревность. О, в этом я себе не лгала ни секунды — чувство, которое шевельнулось при виде их встречи с Дубовским ничем иным не было.
Марго посмотрела на меня долгим изучающим взглядом.
— Угораздило же тебя, — сказала она с внезапным сочувствием и покачала головой.
— Вы… — Я запнулась, не зная, уместно ли о таком спрашивать. Но всё-таки спросила: — Вы долго встречались?
— Где-то с полгода, — поморщилась она и опёрлась на спинку кресла. — Но с ним месяц за три идёт. И молоко надо выдавать за вредность. — Лицо Марго стало задумчивым. — Я тогда была совсем глупышкой, была очарована этой железобетонной оболочкой, думала, что под ней что-то человеческое есть.
Она тихонько рассмеялась, заметив моё смущение.
— А-а-а, — многозначительно протянула женщина, — смотрим номер и узнаём себя! Не повторяй моих ошибок. Нет там ничего. Если у мужика камень вместо сердца, тут уже ничем не поможешь.
Она улыбнулась немного печально, подхватила гавкнувшего Рината и вышла, цокая головокружительно высокими каблуками.