— Я так благодарна за приглашение в театр, ваша светлость. На самом деле я не хотела идти, но друзья заверили меня, что мне будут рады. — Губы соблазнительницы сложились бантиком.
Черт, как же ее зовут?
— О, разумеется, — произнес он, улыбаясь и пристально глядя в вырез ее платья. Декольте его жены было гораздо глубже.
Джеред откинулся в кресле и стал смотреть на сцену. Первый акт он практически не заметил. Второй запомнился ему тем, что спутница повторила песню Макхита:
Как сумрак ночной разгоняет денница, Мужскую печаль исцеляет девица. Ее голоском, словно звучною скрипкой, Не можем мы, слово даю, не плениться. Розы и лилии — щеки у ней, Губы — налившейся вишни алей. Ласкай ее, Лобзай ее, И в наслажденье Найдешь спасенье От меланхолии черной своей.Перевод П.В.Мелковой
— Ну разве это не очаровательно, ваша светлость?
И снова его преследовал трепетный образ невинной девушки, дрожащей от возбуждения. Неважно сыграно, хотелось ему заметить. Большинство девственниц не настолько опытны, чтобы прикусывать нижнюю губу и дрожать словно в волнении. Некоторые даже смеялись в самые неподходящие моменты, в тревоге и удивлении распахивали глаза и тихо шептали: «О Боже».
Но ей не нужно знать это, а ему не следует это вспоминать. Джеред послал гневный взгляд через весь театр своей жене. Она смотрела на него.
Ну и какое ему дело? Почему он должен чувствовать, как краска подступает к лицу, как будто он всего лишь пятилетний ребенок, которого застали за какой-то шалостью? Он же герцог Киттридж. А она всего лишь его жена. Он знал свое место в этой жизни. Жаль, что она никак не могла запомнить свое. И, черт возьми, кто она такая, чтобы улыбаться с таким лукавым видом?
Тесса наклонилась в сторону, чтобы ответить на вопрос какой-то старой перечницы, и чуть не вывалилась из платья. Он стиснул зубы, поднял левую руку и щелкнул пальцами. Почти мгновенно появился лакей с серебряным подносом, на котором стояли несколько бокалов. Джеред взял два, протянул один своей спутнице, а второй осушил одним глотком. Еще одно движение пальцев, и ему подали второй бокал. Этот он потягивал медленнее, изучая свою жену поверх стеклянного края.
Почему все-таки она здесь? Чего собирается добиться? Может, она думала заставить его ревновать? Маловероятно, ведь ее спутницы две престарелые дамы. Она ждет кого-то еще? Какого-то мужчину?
Для других жен могло быть обычным делом заводить любовников, но будь он проклят, если позволит Тессе сделать это. Черт, да он убьет идиота, который только подумает прикоснуться к его жене! А Тесса? Ее он выпорет до полусмерти, вот так. Несмотря на ее жалостные крики и мольбы о пощаде, он поднимет рубашку, коснется ее восхитительного зада и...
Что, черт возьми, с ним происходит? Он замотал головой, чтобы поскорее прогнать столь несвоевременные мысли. В этот момент Джеред понял две вещи: ему была так же малоприятна мысль о присутствии Тессы в театре, как и внезапное осознание, что он перенял ее привычку постоянно задавать вопросы.
Глава 17
— Здравствуйте, Джеред!
Он наклонил голову. Безусловно, благородный жест, подумала Тесса. Но у Джереда он был почти царственным. Никто не мог подвергнуть сомнению его манеру держаться. Надменный, как принц. Может быть, это потому, что он в последние несколько дней старательно игнорирует ее присутствие? Пять дней, если точно. Собирается что-то ей доказать? Она была совершенно уверена, что это не сработает.
Тесса повернулась и представила своих гостей мужу. С ее спутницами он был более сердечен. Пожилые дамы практически были очарованы, когда Джеред закончил целовать им руки.
— Вам нравится спектакль? — вежливо поинтересовался он.
— О да, ваша светлость! — защебетала Сесили Кроуфорд. Дениз согласно закивала головой. Глаза обеих женщин расширились, когда Джеред вошел в ложу, и с тех пор их взгляды больше не отрывались от него. Тесса могла понять их. Он был слишком уж красив. И прекрасно сознавал это.
— Это очаровательный фарс, не так ли, ваша светлость? — спросила Дениз и опустила глаза. Тонкий носовой платок был зажат в ее стиснутых от сильного волнения руках.
— Вы правы, — мягко произнес он, и Тесса была уверена, что он говорил не о пьесе.
— Это, несомненно, один из наших самых любимых, — сказала Дениз. — И Тереза такая умница, что пригласила нас.
— О, она и в самом деле очень мила. В этом нет никаких сомнений, — любезно согласился он.