— Мне это вовсе не нравится.
— Пока это нравится Тессе, это все, что имеет значение, не так ли?
— Ваша мать была ведьмой, — неожиданно произнесла она, глядя в потолок. — Она вмешивалась тогда и вмешивается сейчас. Даже с небес.
— Елена, я знаю ваше чувство справедливости. Оно подогревается вашим материнским негодованием. — Грегори наклонился и поцеловал жену в плечо. Он, похоже, не мог остановиться там, где дело касалось ее тела, оно все еще продолжало возбуждать его. После того как она родила семерых детей, было бы естественно, если бы роза отцвела, фигурально выражаясь. Но, похоже, получалось наоборот. Она хорошела с каждым днем и волновала его как в молодости.
Елена встала, бросив на него взгляд, который напугал бы кого угодно. Да уж, такой женщине лучше не противоречить, но Грегори не уставал восхищаться своей женой. Разумеется, юмор был частью ее характера. Так же как и ее жизнелюбие, щедрость духа и многие другие качества, которые он ценил. Она старалась взять от жизни все лучшее. Дети и животные любили ее, мужчины вожделели, а большинство женщин опасливо сторонились.
Когда Грегори только добивался ее, то уже тогда знал, что будет любить ее до конца жизни.
— Тесса — мой ребенок, Грегори, и ваш, если вы об этом помните.
— Я очень хорошо это помню.
— В наших общих интересах помочь ей. Спасти!
Эго было важное заявление, и он отметил его поцелуем в щеку.
— Я как-то не решаюсь пристрелить ее мужа, дорогая. Знаете, это была не пустая угроза, которую вы когда-то высказали от моего имени.
Елена повернулась и посмотрела на мужа. Она протянула руку, и он взял ее. А потом снова сел, обнимая жену. Они глядели на огонь, прежде чем она заговорила.
— Я так боюсь за нее, — тихо сказала она. — Когда Тесса родилась, она была такая красивая, такая крошечная. Я проживала заново всю свою жизнь вместе с ней. Больше я никогда такого не испытывала. Вы думаете, это потому, что она у меня была первым ребенком?
Он пробормотал согласие, прижимая ее голову к своей груди.
— Я никогда не думала, что буду так волноваться о ней. Искренне верила, что как только она сделает взрослую прическу, выйдет замуж, я успокоюсь. Я мечтала иметь внуков, давать ей полезные советы, быть ее другом. Но я никогда не предполагала, что буду так беспокоиться из-за нее.
— Я чувствую, вы готовы переделать мир, лишь бы она была счастлива.
Она подняла голову и грустно улыбнулась мужу.
— А почему бы и нет? Как он посмел украсть ее? Этого нельзя так оставлять.
— Он ее муж и забрал ее из своего собственного дома. Остается только пристрелить его.
— Пуля наверняка отскочит от его железного сердца.
— Но он все-таки отважился на такой поступок. И сделал это из-за любви.
— Слишком поздно.
— Я согласен, Елена, что вы имеете право так строго судить его. Но только наша дочь должна решать, как ей быть.
— Почему, вы думаете, я так защищаю ее, Грегори? К мальчикам у меня такого чувства нет. Хотя я люблю их не меньше.
— Между вами и Тессой всегда существовала особая связь. Иногда вам с ней достаточно переглянуться, чтобы рассмеяться, вы без слов понимаете друг друга. Бывали даже моменты, — признался он, — когда я вдруг ощущал себя каким-то обделенным. Но потом понял, что мы, мужчины, не можем конкурировать с такими нежными отношениями между представительницами вашего пола.
— А вы и до сих пор не можете понять, почему мужчины такие идиоты?
— Но ведь не я же готов гнаться за собственной дочерью и ее мужем, любимая. А разве это признак здравого ума?
Они взглянули друг на друга и от души рассмеялись. Прошла минута, смех превратился во вздох.
— Я хочу, чтобы вы не волновались о ней. Она умная и рассудительная, — заметил Грегори.
— Она все еще очень слаба.
— Глупости. Она вполне здорова. На прошлой неделе наша больная носилась по холмам наперегонки с Гарри.
— Она снова будет страдать.
— Я подозреваю, Елена, что любить — это и означает страдать, даже если я не чувствую ничего, кроме радости, любя вас.
Она опустила голову, слыша барабанную дробь его сердца под своим ухом. Какой же он чудесный! И понимающий. Любовь ее жизни. Ее самый лучший и самый бесценный друг.
— И все же, Грегори... — Ее слова замерли. — Я была не права, вспоминая вашу матушку не лучшим образом. Уж не знаю, как вы только меня терпите.
— Я просто люблю вас, дорогая!
— Рискуя услышать укор, что я повторяю свой вопрос слишком часто, все-таки спрошу: как вы себя чувствуете?
Она одарила его сияющей улыбкой.