Уснуть не получалось. Где-то через час зазвонил домофон. Я медленно подошла к нему и сняла трубку.
— Том, пусти меня, — это был Женя.
— Иди туда, где был, — это прозвучало тихо и безэмоционально.
— Том, я все объясню.
— Не трудись. Заберёшь свои вещи завтра.
— Если ты меня не пустишь, я буду кричать под твоим окном, пока не откроешь.
— Кричи, сколько угодно, — я повесила трубку и отключила звук на домофоне. В конце концов, не такой же он дурак. Постоит и уйдет.
Через некоторое время на улице и, правда, раздались крики. Да, я, похоже, не очень хорошо разбираюсь в людях. Женя во всю глотку орал моё имя. Господи, как же стыдно перед соседями! Как я им в глаза смотреть буду? Но впускать его я всё равно не собиралась. С такими истошными воплями недолго и голос сорвать. Сорвёт — и тогда точно уйдёт. Немного погодя, крики прекратились. Как и предполагалось, Женю надолго не хватило. Я удовлетворенно ухмыльнулась и закрыла глаза. Но буквально через пару минут раздался дверной звонок. Неужели это то, о чём я подумала? Я приоткрыла дверь.
— Как ты вошёл?
— У твоих соседей не такое каменное сердце, как у тебя.
— Ты хочешь сказать не такие крепкие нервы?
— Пусти меня. Я хочу тебе всё объяснить.
— Не думаешь, что сейчас немного не подходящее время для объяснений, — я пыталась учуять от Жени запах алкоголя, не может же так себя вести трезвый человек. Но даже слабого запаха не было.
— Я всё равно уже пришел.
— Как пришёл, так и уйдешь, — я пыталась закрыть дверь, но он успел подставить ботинок.
— Я буду стучать в дверь. Пусть слышат соседи.
— Тогда они вызовут полицию.
— А я тогда скажу полиции, что ты удерживаешь мои вещи.
— Да я хоть сейчас их в окно вышвырну. Иди лови, — моя безучастность сменилась на гнев.
— Том, он хотел покончить жизнь самоубийством.
— Как захочет в следующий раз, пусть звонит мне, я ему помогу не передумать, — проворчала я, но дверь открыла.
Женя быстро вошёл.
— Я чуть голос не сорвал, — он ещё меня в чём-то упрекает.
— Жаль, что чуть, — злобно прошипела я.
— Ты выглядишь устало. Как концерт?
— Наверное, отлично. Только он прошёл без меня.
— Почему ты не пошла? — удивленно спросил он.
— Вообще-то, мы договаривались идти вместе. Мог бы позвонить, предупредить.
— Я не хотел тебе портить праздник.
— Да, а так ты его совсем не испортил!
— Я надеялся до последнего, что смогу приехать. Я же тебе отправил потом сообщение.
— Вот именно, даже позвонить не удосужился.
— Том, я не мог оставить его одного и позвонить при нём тоже не мог. Это бы его очень расстроило. Он был так подавлен.
— Ты не видишь, что он манипулирует тобой? Стоит ему поманить тебя — и ты спешишь раздвинуть ноги, — Женя поморщился. — Ну, или не знаю, какие позы у вас там заведены. Скажи честно, что за вашими потрахушками, ты просто не вспомнил обо мне, — я стиснула зубы. Осознание этого было слишком болезненно для меня.
— Прости, — он опустил голову и взял меня за руку.
— Дурак, больно же! — вскрикнула я.
Только тогда он посмотрел на мою ладонь, где на бинте было пятно засохшей крови. Он вопросительно поднял на меня глаза.
— Порезалась, — нехотя ответила я. — Проходи уже. Не будем же вечно стоять в прихожей.
Я села на диван, а Женя опустился в кресло.
— Ну и какой способ самоубийства Саша выбрал? — буднично спросила я. Такие люди, как Саша самоубийством жизнь не кончают: кишка у них тонка.
— Он хотел порезать вены.
— Таблетки. Пусть выбирает таблетки. Это не больно, — тоном доктора, к которому пришли на приём заметила я.
Женя молчал, не решаясь обвинить меня в жестокости, чувствуя за собой вину.
— Сделать чай? — скорее для того, чтобы прервать молчание, спросил он.
— Сделай, — ответила я, хотя никакого желания распивать чай с Женей у меня не было. Просто хотелось, чтоб он исчез из поля зрения, хоть ненадолго.
Он ушёл на кухню, я слышала, как он набирает воду в чайник. Потом он начал чем-то шуршать и тарахтеть, видимо, собирал осколки. Потом он зашёл в ванную, вышел со шваброй и затер кровь на полу.
Когда он вернулся в комнату с двумя кружками чая и поставил их на стол, я спросила у него то, что так давно вертелось у меня на языке:
— Зачем ты пришёл ко мне?
— Мы помирились с Сашей, перетрахались, как ты говоришь…
— Ну как же без этого! — перебила я его.
— А потом я понял, что не могу уснуть без тебя. Я ворочался и не мог сомкнуть глаз. Мне было некомфортно.
— А, вот оно что! Ты понял, что Саша на роль грелки не подходит! Заведи себе кошку, собаку или крысу, попробуй поспать с ними. Вдруг спокойный сон вернётся! Или мама не разрешает домашних животных заводить? — то, что он пришёл не потому, что вдруг подумал обо мне, а потому, что ему было «некомфортно», задело меня еще больше.
— Тома, — он подошёл ко мне, присел передо мной на корточки, положив руки на диван так, что мои ноги оказались между его кистями, — не злись, ты мой самый лучший друг, единственный друг, я не хочу тебя потерять.
Да, этих слов я ждала. В глубине души я так надеялась их услышать. И я готова была в них поверить, возможно, потом я пожалею об этом.
— Ну что расселся? Раскладывай диван, — со вздохом произнесла я, затем подошла к столу, взяла кружку и отхлебнула чай.
Он оказался сладким, хотя Женя хорошо усвоил, что я люблю без сахара. Без особого удовольствия я дохлебала чай, глядя как Женя стелит постель, затем скрывшись за дверцей шкафа как за ширмой, переоделась в пижаму, и скользнула под одеяло, закрыв глаза.
Вскоре погас свет, и Женя лёг рядом со мной. Он обнял меня, не дожидаясь, пока я усну, несмело, будто боясь моего протеста, которого, впрочем, не последовало. Я лишь устроилась поудобнее и попыталась уснуть под лёгкий шум начавшегося дождя.
Крепко я так и не заснула, я слышала, как усилившийся дождь стучит в окно, как цокает каблуками соседка сверху, значит, уже утро, и она собирается на работу, слышала, как повернулся ключ в замочной скважине, и скрипнула входная дверь. Мгновенно дрёма пропала, я сбросила с себя Женину руку, откинула одеяло и, перебравшись через Женю, поспешила в прихожую.
— Мама?
Она стояла в насквозь мокром плаще, капли дождя блестели на её коротко остриженных каштановых волосах. Она опять забыла зонтик. На её лице отразилось облегчение:
— Слава Богу, всё в порядке. Я так переживала. Мама крепко обняла меня, а потом, все ещё держа меня за плечи, отстранилась, вглядываясь в мое лицо и пытаясь прочитать, что её опасения были беспочвенны.
— Глаза красные, — констатировала она.
— Мам, вчера же отмечали на работе, выпили немного. Да ещё и не выспалась. Ты в такую рань приехала, — зевая протянула я. Вроде бы моё объяснение устроило её.
— Я поехала на первом автобусе. Там ливень такой жуткий. Посмотри на меня, — она отряхнула капли с волос и начала снимать плащ, настолько мокрый, что его можно было отжимать.
— Пойдём чай пить, согреешься, а я поищу, что тебе можно дать переодеться, — я мысленно молилась, чтобы мама прошла прямо на кухню, не поворачивая голову направо, где в гостиной, отделенной аркой от коридора, на диване, едва прикрытый одеялом спал Женя.