— Я тоже очень рада познакомиться с Вами. Вы воспитали прекрасного сына, который очень вас любит и доверяет вам.
— А где же Ник? — удивленно произнёс Женя.
— Женечка, он вчера уехал с друзьями. Он подумал, что Томочка к нам не приедет, и решил развеяться. Ну, а я не стала его отговаривать, — Татьяна Николаевна внимательно посмотрела на меня. — Томочка, у Ника, к моему глубокому сожалению, сложный и непредсказуемый характер. Мне бы не хотелось, чтобы он Вас чем-то обидел.
Я не нашла ничего лучше как понимающе кивнуть, а Женя с облегчением вздохнул.
— Ну что же мы стоим в дверях? — спохватился отец. — Тамарочка, Вы не против, если я покажу Вам дом, а Женя поможет Татьяне Николаевне с ужином.
— Конечно, буду только рада.
— Давайте начнем отсюда, — он указал на одну из массивных деревянных дверей, а завершим нашу экскурсию в гостиной, где мы все потом расположимся. Вы же не возражаете?
За этой дверью находился кабинет Алексея Викторовича. Стол, стоящий у окна, был завален чертежами. Рядом стоял другой стол с компьютером.
— Вот, привык по старинке. Сначала всё черчу руками, а потом переношу чертежи в специальную программу.
У стены на подставках под крышками из оргстекла стояло множество макетов спроектированных Алексеем Викторовичем и уже построенных зданий: бизнес-центры, коттеджные посёлки, жилые комплексы. Видимо, он действительно был очень востребованным архитектором. Он рассказал мне понемногу о каждом из этих объектов, я задавала вопросы, не забывая при этом выражать подобающее восхищение.
Рядом с кабинетом располагалась библиотека, где вдоль стен стояли шкафы до потолка, заполненные книгами в дорогих переплётах. Здесь же стоял небольшой диванчик, обитый зеленым жаккардом, к которому вплотную был придвинут журнальный столик с настольной лампой.
— В нашей семье все знатные книгочеи. Жаль сейчас много работы, и мы с Татьяной Николаевной вынуждены отказывать себе в удовольствии поваляться здесь с хорошей книгой в руках, — он взял лежащую на диване книгу и поставил ее на место. — А Вы любите читать, Томочка?
— Очень, — мне даже душой кривить не пришлось.
— И что же Вы предпочитаете?
— Классику, — тихо ответила я, не говорить же ему, что я читаю всё подряд без разбора.
— А можно узнать почему? — внимательно глядя на меня, спросил он.
— Потому что в ней можно найти ответы если не на все, то на многие вопросы точно. Меняются декорации, а нравы остаются теми же.
— А Женька ерунду всякую читает, то, что модно. Пока мать выбирала для него стоящие книги, чтобы привить вкус к хорошей литературе, он читал их, а теперь, эх, — Алексей Викторович с досадой махнул рукой.
— А Вам что нравится?
Видимо, Алексей Викторович не ожидал такой вопрос, довольно невинный, на мой взгляд. Он как-то смутился, что мне показалось, что он тоже читает ерунду, что косвенно подтвердила брошенная им фраза:
— Та, всякое…
Следующая за библиотекой дверь вела в кабинет Татьяны Николаевны, больше напоминавший музей, где хаотично, без какой бы то ни было систематизации, на тумбах и на полу стояли большие и маленькие вазы и статуэтки, на стенах висели картины и маски, на полках лежали марокасы, какие-то трещотки и колокольчики. На одной из тумб стоял старинный граммофон, рядом лежала коллекция грампластинок. Заметив, что я задержала на нём взгляд Алексей Викторович, поинтересовался:
— Женька говорил, что Вам нравится музыка. А что Вы больше всего любите?
- «Арию», — выпалила я, и уже готова была биться головой о стену.
— О, а какая ария Ваша любимая? — приняв заинтересованный вид, спросил Женин папа.
У меня вырвался нервный смешок:
— Их много. Мне трудно какой-то отдать предпочтение. А Ваша?
Алексей Викторович опять слегка стушевался, но доброжелательно улыбнувшись, ответил:
— Да я не силён в музыке, по этой части у нас Татьяна Николаевна. Она жить не может без оперы, думаю, вы с ней легко найдете общий язык. А Женя сказал, что Вы еще и музицируете. Позвольте, угадаю. Рояль? Он очень подходит Вашей утончённой натуре.
Вот здесь самым разумным было бы сказать, что я умею играть только «Собачий вальс», и то с горем пополам, так как мечте моей мамы не суждено было сбыться, и я с боем отстояла своё право не ходить в музыкальную школу, где полгода отмучилась по классу фортепиано. Но я лишь неопределенно кивнула головой.
Одобрительно улыбнувшись Алексей Викторович, продолжил рассказывать мне о доме:
— Наверху у нас спальни, оранжерея, на нижнем этаже у нас винный погребок и небольшой спортзал. Ну, я думаю, что свою комнату Женька Вам сам покажет. А по оранжерее Вас проведёт Татьяна Николаевна. Цветочки — это её страсть. А вот это святая святых Татьяны Николаевны — кухня, — мы подошли к очередной двери, которую Алексей Викторович широко открыл и пропустил меня вперед.
Кухня была светлая и просторная — мечта любой хозяйки. Белая деревянная мебель в классическом стиле, бежевые с карамельными разводами столешницы из литого камня, современная бытовая техника, отполированная до блеска, целая стойка с разнообразными приправами в одинаковых продолговатых баночках для специй, на каждой из которых был прикреплен ярлычок, создавали впечатление чего-то чистого, почти стерильного. У небольшого резного столика у окна стояли Женя с Татьяной Николаевной, которая в красном фартуке с рождественскими оленями переливала компот в графины. Женя протирал вафельным полотенцем стаканы, а какая-то черноволосая женщина на вид немногим старше Жениной матери, вооружившись прихватками, доставала из духовки что-то похожее на буженину.
— Танечка, у нашего сына оказывается превосходный вкус, — с неподдельной радостью возвестил Женин папа. — Такие девушки как Тома — большая редкость. Тома любит классическую литературу и музыку, превосходно играет на рояле.
— Оу, великолепно, — всплеснула руками Татьяна Николаевна, — давайте тогда пройдем в гостиную. Томочка, Вы ведь не окажете нам в удовольствии послушать, как Вы музицируете?
Я почувствовала, как ноги у меня подкосились, а Женя еле успел подхватить стакан, который он выронил из рук, услышав слова матери. Неужели у них есть рояль! Вот такого поворота я не могла представить даже в самом страшном сне. Когда мы очутились в гостиной, я увидела виновника трагедии, которая должна была вот-вот разыграться — прекрасный белоснежный рояль, стоящий в эркере, освещенный лучами заходящего солнца, проникающими сквозь огромное окно. Я беспомощно оглянулась на Женю, но он только покачал головой, с ужасом смотря на меня. Ну не играть же мне «Собачий вальс»!
Я медленно подошла к роялю, обошла его вокруг, желая оттянуть время и всё ещё надеясь что-нибудь придумать, провела пальцами по его полированной поверхности и, не оборачиваясь, сказала:
— Прекрасный инструмент. Интересно, кто же на нём играет.
— А Женя разве Вам не говорил? — искренне удивилась Татьяна Николаевна. — Он в юности серьёзно занимался музыкой. У него абсолютный слух, но, к моему сожалению, он решил стать юристом, а не музыкантом. Но иногда он радует материнские уши и сердце своей игрой.
— Женя, пожалуйста, я тоже очень хочу послушать, — я посмотрела на него почти с мольбой.
— Да, Женечка, это было бы превосходно, — подхватила Татьяна Николаевна.
— Не знаю даже. Я так давно не играл.
Вот придурок! Он еще ломаться будет! Как будто не понимает, что его игра может спасти нас от возможного провала.
К счастью, вмешался отец:
— Женька, дамы просят.
Женя кивнул, вздохнул, подошел к роялю, откинул крышку, и когда его пальцы коснулись клавиш, комната наполнилась завораживающими звуками. Я не знала эту мелодию, она была немного грустной, но невероятно красивой. Женина мать прижала руки к груди и прикрыла глаза. А я смотрела на Женины волосы, которые золотили косые лучи заходящего солнца, на его длинные пальцы, стремительно касающиеся клавиш. Он был похож на ангела, было в его лице что-то чуждое этому миру. Когда стихли последние звуки, я негромко, словно боясь разрушить остатки очарования, произнесла: