— Я ревновал, а Женя завидовал. Достаточно подробно?
— Нет, — я покачала головой, — я жду развернутый ответ. Мне важно знать, почему вы так себя ведете.
— Ну ладно, слушай. Мне было пять, когда родился Женя. Я радовался, что у меня появился младший брат. Мне нравилось чувствовать себя старшим и значимым, заботиться о нем, кормить из бутылочки, менять пленки, смешить его. Но постепенно я начал замечать, что родители относятся к нему не так, как ко мне. До его появления холодность родителей я считал вполне нормальной, так как мне не с чем было сравнивать. Мать практически никогда не ласкала меня, не обнимала, не прижимала к себе. Я мог рассчитывать только на поцелуй в лоб на ночь. Женю же она не спускала с рук. Я думал, что так и должно быть, с младенцами ведь все нежничают. Но время шло, а отношение к Жене не менялось. Мать также расцеловывала его. Отец гордился любыми его успехами. В то же самое время, чтобы я ни сделал, я слышал просто сухое «молодец», звучащее как «отвяжись».
Он замолчал, видимо, ему было не очень приятно об этом говорить.
— С ревностью понятно, а зависть? — тихо спросила я.
— Так уж случилось, что с детства я был здоровым, крепким и более физически развитым чем Женя. Я занимался с восьми лет каратэ. Мама хотела отдать меня в студию русского народного танца. Когда я попытался объяснить ей, что если мне соберутся набить морду, то присядка мне мало чем поможет, мама стала хвататься за сердце и говорить, что я ее самое большое разочарование. Отец, не разделяя ее любовь к танцам, поддержал меня, за что ему большое спасибо. В этом был большой плюс и для Жени. Его никто никогда не обижал, потому что знали, что любому, кто косо на него посмотрит, влетит от меня. Время шло, стали появляться девушки. Некоторые подкатывали к Жене, чтобы через него познакомиться со мной. Его это злило. У меня никогда не было проблем со спортом, математикой, физикой, да много с чем, что у Жени получалось из рук вон плохо. У меня было много друзей, Женя же предпочитал страдать в одиночестве, читая книжки и выискивая новые поводы для зависти. Вот и все. С этого все начиналось, а потом разрослось как снежный ком. Женю раздражало, что я спорил с родителями, когда чувствовал, что они не советуют мне, а просто навязывают свое решение. А меня всегда бесило, что Женя всегда соглашался с родителями, как будто у него никогда не было своего собственного мнения. За все время я помню только два раза, когда он взбрыкнул: первый, когда решил стать юристом, а не музыкантом, и второй, когда устроился в фирму, которую не одобрила мама. И то мама пережила это довольно сносно. Поохала для приличия и смирилась.
— Зато не смирится до сих пор, что ты стал каскадером, — вставила я. — А почему такой выбор профессии?
— Не знаю. Я учился на инженера. Бросил, потому что мне это показалось скучным, и решил заняться тем, что по душе.
— А шрам?
— Какой из них? — улыбнулся Ник. — Самый свежий?
Я кивнула.
— Не правильно рассчитал траекторию падения с крыши.
— Дурацкая работа, — проворчала я.
— Ты не считаешь её романтичной? Постоянная игра со смертью. Работа, которая может убить.
— Моя работа тоже может убить. Ты слышал, что стресс убивает?
— Да, еще никто из моих знакомых не приравнивал работу каскадера к работе юриста, — рассмеялся как мальчишка Ник.
Найдя в моем лице благодарного слушателя, Ник еще долго рассказывал о своей работе, о трюках, о фильмах и шоу, где он принимал участие, о своей любви к мотоциклам, лошадям и машинам. Чтобы было удобнее я почти легла в гамаке, подложив под голову согнутую в локте руку. Я старалась не зевать и держать глаза открытыми, несмотря на то, что веки мои наливались тяжестью. Сквозь сон мне показалось, что в комнате еще кто-то есть, будто к голосу Ника добавился еще чей-то, приглушенный и знакомый. Я почувствовала, как чьи-то сильные руки подняли меня и понесли куда-то. Я пыталась сопротивляться, но усталость и алкоголь сделали свое дело, проснуться я так и не смогла. Почувствовав, что я лежу на вертикальной поверхности в чьих-то теплых объятьях, как ни странно я расслабилась и провалилась в глубокий сон.
***
— Ник, пусти нас. Ты же сам понимаешь, что это просто чудовищно! — в висках пульсирующей головной болью отдавался женский неприятный голос.
« Тетя Валя,» — пронеслось в гудящей голове.
— Если вы считаете приемлемым вламываться в чужую комнату с утра пораньше, то милости прошу, — даже сквозь сон я различила в голосе Ника неприкрытую издевку.
========== Досвидос ==========
— Ник, пусти нас. Ты же сам понимаешь, что это просто чудовищно! — в висках пульсирующей головной болью отдавался женский неприятный голос.
« Тетя Валя,» — пронеслось в гудящей голове.
— Если вы считаете приемлемым вламываться в чужую комнату с утра пораньше, то милости прошу, — даже сквозь сон я различила в голосе Ника неприкрытую издевку.
— Ник, это вынужденная мера. Мы хотим добра и тебе, и Жене. Женя такого точно не заслуживает. Он вправе знать все, что произошло, — тетя Валя, не скупясь, расточала елей, умудряясь сочетать это с тоном прокурора.
— Я совсем не понимаю, о чем Вы толкуете, но проходите, раз уж пришли, — Ник отвечал спокойно, будто все, что происходило, было в порядке вещей.
Я попыталась в полудреме оценить происходящее. Было ясно, что мы провели ночь вместе с Ником, скорее всего в его комнате: навряд ли он переносил бы меня в комнату для гостей. Тетя Валя, вероятно, желает уличить меня в измене Жене. Нику на это наплевать, поэтому он и ведет себя так спокойно. А, может, ему и не наплевать? Может, вчерашняя задушевная беседа была частью его плана: показать всем, что Женина невеста не настолько безупречна, и выставить Женю болваном? В голове постепенно прояснялось, но ощущение теплых объятий и близости мужского тела не покидало меня. Второй раз в моей жизни сон был настолько реальным. Или в этот раз это был не сон? И тетя Валя недалека от истины? Я резко повернулась к стенке, открыла глаза, и почувствовала, как ко мне возвращается уверенность: зря тетя Валя рассчитывает на победу.
Набрав побольше воздуха, я села в кровати, выпрямив спину и расправив плечи, но, увидев происходящее в дверях, едва не раскрыла рот от удивления. Ник стоял у дверей с обнаженным торсом и в джинсах, сложив руки на груди и опершись спиной о стену. Тетя Валя уже вошла в комнату с видом разъяренной поборницы чистых нравов. А в дверном проеме столпились хозяева дома и гости в полном вчерашнем составе. Из-за расположения кровати было совсем не видно, кто на ней лежит, но вот, когда я села, то попала в эпицентр всеобщего внимания.
— Вот! Что я вам говорила? — указывая на меня рукой и грозно сотрясая ею в воздухе, почти заверещала тетя Валя. — Вы только посмотрите на эту девицу, сидит и даже глазом не моргнет. Совсем стыд потеряла! Бедный Женечка! Как он это перенесет?
Татьяна Николаевна раскрыла рот и тут же прикрыла его ладонью, сокрушенно покачивая головой.
Глеб Никитович улыбался, происходящее его забавило. Остальные даже не пытались скрыть свое удивление.
Татьяна Николаевна вошла, пошатываясь, сделала несколько неверных шагов и остановилась, не решаясь идти дальше.
— Томочка, как же это так? Как так? — упавшим голосом произнесла она, протянув руку к Алексею Викторовичу, словно желала опереться на него.
— А ведь я ее предупреждала, что все это общение с Ником плохо закончится, — продолжала сотрясать воздух тетя Валя.
— Теть Валь, а с чего это Вам с утра пораньше понадобилась Тома? — улыбаясь, спросил Ник.
— Я… Мы с Варенькой решили выпить чаю и хотели пригласить Тому, чтобы познакомиться с ней поближе, лучше узнать ее. Мне так хотелось, чтобы Тома и Варенька подружились. Я постучала в дверь ее комнаты, мне никто не открыл. Тогда я заглянула в комнату, но Томы там не оказалось.
— И Вы сразу же пошли ко мне? — потирая пальцами подбородок, спросил Ник.
— Ну да, — не понимая к чему клонит Ник, просто ответила тетя Валя.
— Не сразу, — поправил ее композитор, догадываясь, что что-то здесь не так. — Сначала она перебудила весь дом, заставив всех следовать за ней, так ничего толком никому не объяснив.