Однако мое утро особой мудростью не отличалось. Проснулась я в объятьях Ника и тут же попыталась незаметно от них освободиться и отодвинуться подальше. Несмотря на то, что его глаза были закрыты, он не спал. Не открывая глаз, он довольно ухмыльнулся и чуть осипшим после сна голосом сказал:
- Да лежи уже. Ты всю ночь так спала. И заметь, ты сама ко мне придвинулась. Я, конечно, отпихивал тебя, как мог, но это было бесполезно. А сильнее пинать приютившую хозяйку было бы совсем невежливо, - оставалось надеяться лишь на то, что я хотя бы не облапывала его во время сна.
Он открыл глаза, повернул голову ко мне, провел рукой по волосам, отводя пряди со лба.
- Ник! – тут же запротестовала я.
- Что? Я просто на тебя смотрю. Или это тоже может делать только твой муж? Что по этому поводу думает твоя мама? – он продолжал гладить меня по волосам. – А хочешь, я никуда не уеду? Останусь с тобой.
Я покачала головой.
- Нет, Ник, делай, что должен.
Он смотрел на меня, внимательно изучая мое лицо, уголки его губ были приподняты. После вчерашнего вечера любой нормальный человек должен был бы шарахаться от меня как от полоумной, но Ник вел себя так, будто вчера не произошло ничего странного. Видимо, он к нормальным не относился. Как бы там ни было, в его руках было уютно и спокойно. Если бы так можно было бы пролежать всю вечность… Но Ник завтра должен был уезжать, и от одной этой мысли больно защемило в груди.
Сразу после быстрого завтрака, состоявшего из накупленной накануне Ником снеди, он потащил меня в парк. Это было лучше, чем сидеть целый день дома, и так, как мне казалось, было меньше возможностей для разговоров на неудобные темы. Мы гуляли, разговаривали о всякой ерунде, ели сладкую вату, катались на колесе обозрения и на качелях, куда Ник, помня о моем кровотечении, не хотел меня отпускать. Потом мы сходили в зоопарк, расположенный на территории парка, кормили бегемота, забрасывая ему в разверзнутую пасть специально приготовленные для этого работниками зоопарка желтые крупные яблоки. Одно яблоко Ник умыкнул для меня на случай, если я проголодаюсь. Этим яблоком я чуть не убила олениху, по крайней мере, мне хотелось бы думать, что не убила. Я просунула яблоко сквозь щель бревенчатой ограды вольера. Олениха доверчиво взяла его с руки, но кто же знал, что она решит глотать его целиком. У бедняжки заклинило челюсти, и она не могла его проглотить. Видя мою растерянность, Ник быстро увел меня подальше от вольера. Оглянувшись, он сказал, что с животным все нормально, а я не решилась повернуть голову, боясь увидеть, что оно на самом деле бьется в агонии.
Чем ближе был вечер, тем тягостнее мне становилось, я поддерживала разговор, улыбалась, но чувствовала сама, что улыбка выглядит неестественно. Мы поужинали в одном неплохом кафе, поэтому дома мы ограничились просто чаем. Когда я курила на балконе, Ник подошел сзади и приобнял за плечи:
- Том, ты веришь в судьбу? Веришь, что наша встреча не случайна?
- Верю. Верю в то, что как бы мы ни пыжились, есть вещи, которые нам не изменить.
Судьба словно издевалась надо мной, дразнилась, показывая, с каким мужчиной я могла бы быть счастлива, если бы не одно обстоятельство, повлиять на которое я не могла.
Пока Ник собирал сумку, гладил вещи, я улеглась в кровать. Не хотелось вести задушевные разговоры. Я закрыла глаза, но уснуть так и не смогла. Я слышала, как Ник прилег рядом.
- Том, - негромко позвал он. – Обещай, что дождешься меня.
В глазах защипало от подступивших слез. Вот этого обещать ему я никак не могла.
- Том? – не дождавшись ответа, Ник вплотную придвинулся ко мне и обнял меня, зарывшись лицом в мои распущенные волосы, а я изо всех сил старалась не разреветься в голос.
Ник уезжал рано утром. Будильник я даже не слышала, проснулась уже, когда Ник был одет. Еще вчера я ему сказала, что в аэропорт провожать его не поеду. Ник отдал мне ключи от машины и сказал, что водитель матери отгонит ее домой. В дверях я порывисто обняла его.
Он наклонился ко мне:
- Поцелуй меня.
Я прижалась к его гладковыбритой щеке губами.
- Не так, по-настоящему, - настаивал Ник.
- Я тогда не смогу тебя отпустить, - я сама не поверила, что сказала это.
- Тогда не отпускай, - улыбнулся Ник.
- Ты должен ехать, - вздохнула я.
Ник нежно провел рукой по моей щеке, поцеловал в макушку и вышел за дверь. А я осталась наедине со своими невеселыми мыслями в квартире, мгновенно опустевшей.
На следующее утро я отправилась на работу. Мысли витали где-то далеко, в маршрутке я чуть не проехала нужную остановку. Женька обрадовался моему возвращению. Кожа вокруг его левого глаза отливала легкой зеленцой. Было видно, что Женька замазывал остатки фингала тоналкой. На моем столе сразу же выросла гора из разноцветных папок. Жене хотелось, чтобы я все проверила, не наделал ли он косяков. Думать совсем не хотелось. Казалось, что почти за две недели больничного мой мозг разленился. На ежедневную утреннюю планерку тоже не хотелось идти, и я отправила туда Женю, пусть привыкает, скоро пригодится. Минут через пятнадцать Женька вернулся взлохмаченный, с пунцовыми щеками. Поглядывая на наручные часы, он стал метаться по кабинету, собирая папки и складывая их в новенький кожаный портфель.
- Я в суд, опаздываю, - бросил он мне, выходя из кабинета.
В таком темпе он долго не выдержит, тем более с его сверхсерьезным отношением к работе. Тут впервые меня посетила мысль, почему бы не взять в наш отдел пару девочек. Но пойдет ли на это наш слегка прижимистый директор. Только я налила себе кофе и взялась за первую папку, как дверь приоткрылась и в кабинет просунулась белокурая Светочкина голова.
- Пойдем что скажу, - нетерпеливо выдала она , не тратя время на то, чтобы поздороваться и справиться о моем самочувствии.
- Я вообще-то пытаюсь поработать, - возразила я.
- Наработаешься еще. Я и так долго терпела. Тебе же не дозвонишься, зашифровалась от всех.
- От вас не зашифруешься – спокойно поболеть не дадите, - проворчала я.
- И правильно. Нечего болеть. Пойдем. Мозги не делай.
Я вяло поднялась со стула, всем своим видом давая понять, как мне не хочется никуда выходить.
- Ну побыстрей уже! Как медуза дохлая, ей-богу, - возмущалась Света.
Она потянула меня на балкон, где, закурив, сразу начала рассказывать:
- Ты же Женину маму знаешь?
Я кивнула, а Света продолжила:
- С виду такая приятная, интеллигентная женщина. Никогда бы не подумала, что на самом деле у нее с башкой нелады. Приперлась позавчера на прием к директору по личному вопросу. Я слышала их разговор совершенно случайно, не подумай ничего. Просто делала кофе, а шкаф с кружками у самой двери стоит. Так вот. Она хотела, чтоб Николаич Женьку выгнал. Дескать, ее драгоценный сыночек здесь страдает от предвзятого отношения начальницы и от пагубного аморального влияния одной из сотрудниц юридического отдела. Про начальницу я еще как-то поняла, а вот что-за сотрудница у нас? Отдел, прости господи, три калеки.
Я пожала плечами:
- Ты же сама сказала, что она странная.
- Не то слово! Слушай дальше. Шеф понять сам ничего не может, говорит, со всем разберемся, все решим, виновных накажем, но Женю увольнять не за что, сотрудник он хороший. Так она как начала голосить! Поймите меня как мать! Кричит: я на колени встану, сына в Москве ждут в солидной фирме. Голосила она, голосила, потом вышла, спокойная, тихая, глазки платочком промакнула и пошла. А Николаич потом корвалол пил, Женьку вызывал к себе.
- А Женька что? – спросила я, находясь в состоянии легкого шока от поступков Татьяны Николаевны.