До начала спектакля еще оставалось время, и я попросила Женю спуститься на небольшую площадь перед театром, чтобы покурить. Мы сели на скамейку, я достала сигареты и закурила.
— Курить вредно, особенно девушке, — произнес он с явно осуждающим видом.
— Зато трахаться в жопу полезно, особенно мужчине, — выпалила я.
Женя вздохнул и отвернулся.
Оставшаяся часть вечера прошла нормально, если не принимать во внимание, что с Женей мы не обмолвились ни единым словом. Видимо, я его зацепила за живое. Как бы там ни было, я была рада несказанно, что попала в театр. Тем более, что следующая неделя обещала быть жаркой.
Один наш клиент, жуткий сексист, после того, как несколько раз по его делу слушания откладывались, решил, что всё это из-за меня. Он высказал мне, не стесняясь в выражениях, что моё место на кухне в обнимку с поварёшками, а максимум чего я заслуживаю — должность секретарши, которая только и должна уметь вовремя подать чай. Он долго вопил, стоя перед моим столом и сотрясая перед моим лицом жирными, как сардельки, пальцами, унизанными золотыми перстнями. Имея явную склонность к театральным эффектам, он не просто отозвал доверенность у нотариуса, но и, разорвав её на мелкие клочки на моих глазах, осыпал меня получившимся конфетти. Ему было всё равно, кто будет заниматься его делом, лишь бы не я, он бы согласился даже на Костю. Естественно, Вадим Николаевич отдал предпочтение Жене, попросив меня контролировать его.
Я ввела Женю в общих чертах в курс дела, отдала ему папку на изучение. Слушание было назначено на три часа следующего понедельника. Времени, чтобы подготовиться у него было достаточно, тем более я пообещала ему, что буду присутствовать на слушании, чтобы поддержать его.
В назначенный день я с самого утра торчала в суде, у меня там были кое-какие дела. Было без двадцати минут три, а Женя всё не появлялся. Я набрала его номер. Я не могла ему дозвониться очень долго и уже начала нервничать. Наконец-то я услышала в трубке его голос, хриплый и сонный.
— Твою ж мать! Ты где? Через пять минут начнётся заседание!
— Я дома.
— Ты идиот что ли? Ты что творишь? Клиент и так от нас не в восторге. Вадим Николаевич тебя уволит и меня он не послушает. Он такого не прощает. Бери дело и давай быстро в суд.
— М-м-мне плохо, очень плохо.
— Если ты не явишься сюда через пять минут, тебе будет ещё хуже.
Я сидела у дверей зала судебного заседания и держала пальцы крестом, чтобы слушание началось с опозданием. В графике была накладка, и поэтому глубоко в душе у меня ещё теплилась надежда. Я то и дело смотрела на часы, желая замедлить ход времени. Вот уже в зал вошли люди, которые были перед нами, а Жени всё не было. Я позвонила ему, он сказал, что попал в пробку. Когда процесс закончился, я просочилась в дверь, лавируя между выходящими людьми, и подошла к судье. Игорь Семёнович был молод, всего года на два старше меня, с ним у меня было взаимовыгодное сотрудничество: он подкидывал мне клиентов, а я иногда писала ему решения.
— Игорь Семёнович! — я сложила руки в умоляющем жесте. — У нас сменился представитель. Но он не успевает немного — застрял в пробке. Давайте подождём. Я очень Вас прошу!
Он посмотрел на наручные часы:
— Ладно, минут десять, не больше. Устроит?
— Спасибо, — одними губами беззвучно ответила я.
Я вышла и принялась из стороны в сторону разгуливать по узкому коридору, чудом не сталкиваясь с проходящими мимо людьми. Наконец он появился. Я вздохнула с облегчением, но когда я увидела его ближе, моё сердце упало.
Он был всклокоченным, лицо опухло, глаза были красные, от него разило алкоголем. Я открыла рот, но, так ничего и не сказав, закрыла его.
— Простите, Тома. Я помирился с Сашей. Мы отмечали примирение у него на даче. Мы сильно перебрали. Хорошо хоть я дело с собой туда захватил.
— Ты не готовился?
Он покачал головой.
— Ты ещё хуже Кости. Он такой, потому что у него мозгов нет. А ты? Ты безответственный. Из-за этого истеричного педика ты очень сильно подвёл людей, с которыми ты работаешь.
Я разочарованно покачала головой. Но тут меня озарило. Я сняла с себя белый ажурный пуховый шарф и стала наматывать ему на шею.
— Что Вы делаете? Он женский! — попытался сопротивляться Женя.
— Да. А ты и так ведешь себя как тупая баба, которая бросается на член, забывая обо всём, — зло прошипела я, продолжая наматывать шарф. — Я скажу, что ты заболел, простудился, у тебя пропал голос. С этим шарфом ты выглядишь еще паршивее. Главное, ничего не говори. Просто кивай головой.
Он кивнул.
В коридор вышла секретарь судебного заседания, чтобы уточнить, приехал ли представитель, и, убедившись, что всё в порядке, пригласила участников процесса в зал.
После того, как мы заняли свои места, и судья начал выяснять, кто из сторон присутствует, я обратилась к судье:
— Ваша честь, представитель ответчика простыл и у него пропал голос, но мы не хотели бы затягивать процесс, поэтому, если суд не будет возражать, я буду озвучивать позицию ответчика, которую представитель письменно изложил.
При этом я показала всем присутствующим листок с моими же набросками.
Судья слишком хорошо меня знал, чтобы понять, что тут что-то нечисто, он уточнил у Жени, настаивает ли он на этом, и Женя три раза энергично кивнул.
— Ну, хорошо, — улыбнулся судья, — суд не возражает.
Несмотря на то, что всё прошло как по маслу, я была очень зла на Женю. Мне хотелось его убить, убить с особой жестокостью. Он вышел из зала судебного заседания как провинившийся щенок, ожидающий заслуженной трёпки.
Я махнула рукой:
— Уходи! Я не желаю слушать твои оправдания!
Он ушёл, а я зашла в кабинет судьи, мы поговорили немного, и я пошла на остановку.
Уже начинало темнеть. Я шла по аллее, обсаженной липами. Впереди я увидела несколько мужских фигур, пинающих кого-то ногами и активно жестикулирующих. Прохожие старались обходить шумную компанию стороной, опуская голову и делая вид, что ничего не видят. Что бы им ни сделал этот несчастный, но толпой на одного это уже чересчур. Не сбавляя ход, я достала телефон, чтобы вызвать полицию. Но вскоре к своему ужасу я увидела, что пинают Женю.
Их было четверо. Мелкий, в кожаной куртке и кепке, стоял под фонарём и подзадоривал остальных. Высокий бритоголовый в куртке болотного цвета, стоял рядом с ним, широко расставив ноги в армейских берцах и сложив руки на груди. Двое мужиков в черных вязаных шапочках и дутых куртках пинали Женю, который лежал на земле и закрывал голову руками.
— Давай, ребята, чётче! Пусть пидоры знают, что такое настоящие мужики!
Я ускорила шаг, по пути толкнув бритоголового с недовольным возгласом:
— Да отойди ж ты! Встал на дороге!
Моё неожиданное появление внесло некую сумятицу.
Воспользовавшись тем, что мужики, избивающие Женю, замешкались, я подлетела к нему, и стала помогать подняться, бросая исподлобья гневные взгляды на его мучителей. Мне удалось поднять его только на колени. Вид у Жени был неважный: под правым глазом был фингал, из опухшей рассеченной губы, текла кровь. Его одежда была грязная и мокрая от подтаявшего снега. Мне пришлось встать на колени рядом с ним. Я достала из кармана пальто платок и начала осторожно промакивать кровь.
— Потерпи, всё будет хорошо, — шептала я.
Идиотская фраза! В фильмах после её произнесения обычно наступает полный пиздец. Мне оставалось только надеяться, что моя способность к импровизации меня и тут не подведёт. Мне не пришло ничего лучшего в голову как поцеловать его, я осторожно коснулась его губ, боясь причинить лишнюю боль, а потом также осторожно поцеловала.
— Да ну на хуй! Не пидор что ли? — услышала я чей-то голос позади.
— А с хуя ли на нём шарф женский? — ответил ему другой голос.
Чёрт! Женя так и не снял мой шарф, видимо, забыл.
Я отпустила Женю и повернулась к говорившим.
— Да вы с ума посходили что ли? Это мой парень! На нём мой шарф. Слышите, мой! Я одела его ему, потому что он простудился, а у него слабое горло. Да лучше б он ещё сильнее заболел, чем встретил таких идиотов, которые не могут отличить натуралов от геев.