- Вы ведь неплохая девушка,- заметил он.
- Вы снова попытаетесь меня увещевать?
- Нет-нет, - он поднял ладони вверх. – Я просто хочу, чтобы Вы попытались понять меня.
- Это вряд ли. Да и зачем Вам мое понимание?
- Я не хочу, чтобы обо мне думали хуже, чем я есть на самом деле.
- Ник так тоже мне как-то говорил.
- Ник – не просто ребенок, он плод нашей с Татьяной любви. С Татьяной Николаевной и Алексеем Викторовичем мы учились в одной школе. С Лешей мы были одноклассниками и лучшими друзьями, а Таня училась на два класса младше. Леша и я безнадежно были влюблены в Таню, а Таня, оказывается, любила меня. С Лехой мы поступали в Москву на юрфак. Я поступил, а Леха нет, он вернулся в наш родной город и поступил на архитектурный. Таня, закончив школу, тоже приехала в Москву, я так понял потом, из-за меня. Она поступила в тот же университет, но на другой факультет. Наши общежития были рядом. Два года прошли как счастливый сон, а потом Таня сказала мне, что она беременна. Я учился на последнем курсе, мне нужно было готовить дипломный проект, к тому же я занимался серьезной научной работой под руководством одного из самых почитаемых профессоров университета. Ребенок не вписывался в мои планы. Я был не готов к нему. Я попросил Таню подождать.
- Это как? Походить беременной пару лет? – я не сдержала едкого замечания.
- Я попросил ее вернуться домой, а потом, когда у меня все наладилось бы с работой, я бы на ней женился. С ребенком ей бы помогла ее мать. Нужно было немножко потерпеть.
- И ее добрые родственники ее бы ни на секунду не осудили, - ненадолго мне стало жаль Татьяну Николаевну.
- Через пару месяцев после ее отъезда Лешка на ней женился. Я долго переживал, высылал Тане деньги и до сих пор продолжаю поддерживать ее как могу.
- И ни разу у Вас не возникло желание увидеть своего ребенка?
- Таня мне выслала как-то его фотографию. Ему было лет пять. А потом зачем бы я это делал? У него была полноценная семья, в которой он, как я полагал, был счастлив. Я хочу Вас попросить, чтобы то, что знаете, Вы больше никому не говорили. К сожалению, у меня не будет от Вас никаких гарантий. Но я буду рассчитывать на Вашу порядочность. Так чего же Вы конкретно хотите от меня?
- Мне нужно разрешение главврача, желательно в письменной форме, на посещение Ника в любое время, без ограничения по продолжительности.
- Тамара, у парня ушиб мозга средней степени. Я не хочу, чтобы Вы сделали ему хуже своими посещениями.
- Я ведь тоже не идиотка. Поэтому можете не переживать. Это еще не все. Кроме меня Ника не должна посещать ни одна другая женщина, кем бы она ни представилась: женой, сестрой, тещей, бабушкой.
Роман Михайлович удивленно изогнул бровь.
- Это из заботы о его здоровье. Успеет пообщаться, когда поправится. И еще: постовые медсестры, увидев меня, должны падать передо мной на колени и целовать носки туфель.
Так как я произнесла это с серьезным выражением лица, Роман Михайлович закашлялся, прикрыв рот кулаком.
- Ладно, пусть не падают, достаточно будет, если они будут просто элементарно вежливы.
Мой собеседник кивнул головой и, сказав, что постарается решить эти вопросы, попросил счет. Я достала кошелек, но он остановил меня и расплатился сам. К главному врачу Роман Михайлович пошел один, оставив меня в коридоре и взяв с собой копию моего паспорта. О чем он там говорил, для меня так и осталось тайной. Мне он сказал только, что Ника сейчас переводят в одноместную палату повышенной комфортности и его лечением займется один из известных нейрохирургов. Но главное - я получила от него очень странную бумагу, называющуюся «распоряжением» за подписью главного врача того содержания, о котором я просила. Это распоряжение я ткнула в морду нахальной медсестре, улыбаясь как Гумплен, на что она, сказала мне, что вообще-то время для посещения закончилось, но мне можно пройти. Она даже поднялась со стула, чтобы указать палату. И даже дала мне белый халат для посетителей.
Палата была опрятная, по-домашнему уютная. Ник лежал на кровати с закрытыми глазами. Висок был рассечен и зашит. Больше видимых повреждений я не заметила. Я подошла к кровати и присела рядом на стул. Ник открыл глаза и медленно повернул голову в мою сторону.
- Тома? – тихо спросил он, видимо не веря своим глазам.
Я кивнула головой.
- Ты как?
- Голова болит, в ногу железки поставили, а в целом в норме.
Я провела рукой по его лицу, сдерживая слезы.
- Сядь на кровать, - он подвинулся к стене, поморщившись от боли.
Я робко села на краешек.
- Поцелуй меня.
Прозвучало как приказ. Я коснулась приоткрытых губ, стараясь быть как можно нежнее. Кто знает, можно ли ему напрягаться при его травмах. Но такие поцелуи его явно не устраивали, он притянул меня одной рукой к себе, другой стянул резинку с волос и запустил руку в рассыпавшиеся пряди. Щетина на его щеках кололась, но мне было все равно.
- Я так скучал по тебе, - выдохнул он, на миг отрываясь от моих уже успевших распухнуть от грубых поцелуев губ.
За поцелуями я как-то упустила момент, в который его рука проникла под рубашку и, пробравшись под чашку бюстгальтера, сжала грудь. Я протестующе охнула, но он шепнул мне прямо в ухо:
- Я же болен. Нельзя отказывать больному в маленьком удовольствии.
- Градусники. Меряем температуру, - раздался гнусавый голос длинноносой медсестры. Я оторвалась от Ника. Она все прекрасно видела и стояла, широко распахнув глаза.
- Я же говорила Вам, что у нас очень необычная семья. Я надеюсь, Вы не страдаете узостью кругозора и не имеете ничего против самого обычного инцеста.
Ник подавил смешок, а медсестра оставив градусник на тумбочке быстро ушла. Уверена, теперь вся больница будет судачить о нашей братской любви.
- Я сказала ей, что твоя сестра. А то к тебе сплошные жены ходят. Нужно же было внести хоть немного разнообразия.
Ник улыбнулся, а я добавила:
- Надеюсь, жен ты не встречаешь поцелуями, так же как меня.
- Нет, я не целуюсь с теми, кого не могу вспомнить, - улыбнулся Ник.
- Как хорошо иметь такой диагноз, когда возможны провалы в памяти, - заключила я. – Может я тебя огорчу, но мне удалось получить распоряжение главного врача, которым запрещается пускать к тебе твоих липовых женушек.
- О, ну тогда тебе точно придется выполнять все мои прихоти, - засмеялся Ник.
- А ты выполнишь мою прихоть? Брось эту работу. Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось.
- Брошу. И приеду к тебе.
- Потом об этом поговорим, - я прикрыла его рот пальцами. Лучше вообще не говорить о том, что будет.
Я пробыла в Москве четыре дня. От гостиницы, где я остановилась, до больницы было недалеко, если судить по карте. Если судить по времени, которое я добиралась туда по пробкам, не близко. Я проводила с Ником практически целый день с утра до вечера: общалась с врачами, доставая их дотошными расспросами; читала Нику вслух купленную в киоске книгу; кормила его с ложечки, несмотря на его протесты; любовалась им, пока он спал, и целовалась по его настоятельному требованию до боли в губах, до раздражения на подбородке от его колючей растительности. Пришлось даже купить электробритву и побрить его, потому что особой жалости мой расцарапанный подбородок у него не вызывал. Нет, на словах, конечно, он жалел меня, но отказываться от поцелуев не собирался. Думать о том, что будет, когда он вернется - это уже не вызывало никаких сомнений - было страшно. Поэтому я решила не ломать голову и решать проблемы по мере их возникновения. Радовало то, что врачи давали благоприятный прогноз. Вернуться Ник должен был в октябре. Как раз на октябрь мне был назначен курс поддерживающей терапии в одном из санаториев нашего города. Хорошо хоть в санатории, а не в клинике, а то избежать неудобных вопросов не получилось бы.
Сентябрь, как и август, был дождливым. Дождливая осень как логичное продолжение дождливого лета. Бархатный сезон был безнадежно замочен и слит. Завтра в девять утра должен был быть процесс. Документы были у меня, я правила возражения на исковое заявление, которое подготавливал Женя. В суд должен был идти он. В его жутко отдаленный район прямой транспорт не ходил, с такси была какая проблема. Диспетчер долго не могла найти машину. В конце концов, я психанула и решила ехать на мотоцикле. Трасса была мокрая от недавно прошедшего дождя. До поворота к заброшенному стадиону оставалась пара кварталов. Дорога была хорошо освещена, а вот ближе к Женькиному дому начнется сплошная темень, без единого намека на наличие уличных фонарей. За перекрестком у самого края дороги ярким пятном выделялась фигурка девочки в желтом дождевике. Такая маленькая и одна в такое время. Неожиданно девочка побежала через дорогу. Чтобы избежать столкновения, пришлось резко уйти в сторону. Мотоцикл занесло, колеса пошли юзом. Последнее, что я увидела перед собой, была стена из бетонных блоков неработающего сотню лет сахарного завода. Раздался неприятный скрежет металла и какой-то хруст.