– Сами все увидите, – сказала Ася. – Приходите с отцом завтра на вернисаж. Заодно по центру столицы пройдетесь. Конечно, Москва изменилась, двадцать лет прошло, как никак. Извините, я очень устала и хочу спать.
Уснула Ася лишь под утро. Лежала, вспоминала, как спрятала в детстве красивую косынку Марианны, и та долго искала ее в прихожей. Как подсунула ей стул с гвоздем под сидением, и Марианна порвала дефицитные в то время ажурные колготки.
«Интересно, как она теперь выглядит?» – подумала Ася, засыпая.
Наутро она вскочила засветло, как полководец перед битвой. Опаздывать нельзя, директриса в такие дни вообще, похоже, не спит…
– Анастасия Юрьевна, вы помните, что у нас сегодня коллеги из Лувра? – спросила директриса Асю с металлом в голосе вместо приветствия. – Надеюсь, буклетов на всех хватит? В прошлый раз, если мне не изменяет память, их разобрали ваши родственники и знакомые. Пускай покупают буклеты за деньги, время благотворительности давно закончилось. Вы поняли меня?
– Не беспокойтесь, – ответила Ася тихо, – моего папу картины теперь совсем не интересуют.
–Что же его интересует? – удивилась начальница. – Вы, помнится, рассказывали, что ваш папа интеллигентный человек. Дружит с журналистами, писателями, с актерами, ходит в театры и в музеи.
– Его теперь интересуют женщины. – Ася говорила с директрисой короткими фразами, не желая вдаваться в подробности.
–Женщины?!! Сколько же вашему папе лет? – глаза чопорной директрисы поползли на лоб, и это почему-то рассмешило Асю.
– Семьдесят пять, – едва не прыснув, отрапортовала она, и, по-прежнему представляя себя в стеклянном «шаре», куда не долетают флюиды начальницы, покинула кабинет директрисы.
Публика потихоньку начала собираться на вернисаж. Ася не торопилась в зал: все равно, пока не приедет начальство из Министерства культуры, выставку не откроют.
Анастасия строго оглядела себя в большое старинное зеркало, висевшее в кабинете. Что ж, недурственно. На главные вернисажи искусствовед Городецкая всегда надевала что-то особенное: блузку с народной вышивкой, шелковый шарфик, расписанный вручную, кулон авторской работы. Асе казалось, что вещи, хранящие тепло человеческих рук, заряжают ее творческой энергией. Она не любила стандартную одежду, даже престижных марок. Впрочем, откуда у искусствоведа деньги на эксклюзив? На этот раз на ней были шоколадные, слегка укороченные брюки, блузка цвета топленого молока, отделанная тонким вологодским кружевом. Еще вчера Ася надела бы к ней крупные серебряные сережки и брошь из кости. Строго и стильно, как раз для пафосного мероприятия. Однако приезд Марианны зарядил ее юной энергией, словно Асе снова стало двенадцать. Захотелось похулиганить.
«Зачем потакать вкусам директрисы и бабушек-смотрительниц? Еще успею!» – подумала она и утром застегнула на шее авангардный обруч из причудливо скрученного металла, кожи и коралловых бусин. Глубоко вздохнув, чтобы унять сердцебиение, Городецкая поспешила в зал.
– Этой девушке известна тайна вечной молодости! – услышала она за спиной низкий женский голос с хрипотцой и оглянулась. Незнакомая дама широко улыбалась Асе. Дама выглядела стройной в легких бежевых брюках и простой белой блузке, подчеркивавшей ее южный загар. Волосы, окрашенные в пепельный цвет, были коротко подстрижены. Они-то в первую секунду и сбили Асю с толку. Но как только незнакомка подняла на нее неповторимые бархатные глаза, Ася обрадовалась:
– Ой, тетя Марианна! Вы такая же красавица.
– Ну-ну, не переусердствуй с лестью, в моем возрасте годы бегут быстрее, чем в твоем.
– А где отец?
– Да вот же он, твой старый греховодник! Прячется за колонной.
– Папа, нам надо поговорить, – Ася подошла к отцу и заглянула ему в глаза.
– Что, прямо сейчас? – удивился отец. – Ты же выступаешь на открытии.
– Тем более, потом будет не до этого.
Голос дочери дрогнул, словно она, как в детстве, решилась попросить у отца собаку. Затащив родителя в дальний угол зала, где их никто не видел, Ася приступила к главному:
– Папа, обещай, что женишься на Марианне.
– С какой стати? – вскинулся отец. – Во-первых, она старая.
– Как тебе не стыдно? – ужаснулась дочь. – Она младше тебя на двенадцать лет.
– И что? – не сдавался папаша. – Ты в прессе про звезд читаешь? Мужики в семьдесят детей заводят, в восемьдесят разводятся и снова женятся. А мне, значит, со старушкой жить? И вообще, довольно лицемерить. Ты ее всегда не очень-то жаловала. Отчего вдруг возмечтала получить в мачехи?
– Мало ли, что было когда-то? Это в другой жизни. Я, между прочим, когда-то убить ее хотела. Вспоминать теперь смешно. Она мне нравится. Даже очень. И я хочу, чтобы у тебя была своя семья и теплый дом.