Она сидела на песке возле входного отверстия в дирижабле, расстегнув мундир, парень лежал рядом и ласкал ей грудь, она от удовольствия жмурилась, и они ещё и разговаривали. Каждый из них держал между пальцами какой-то тлеющий цилиндрик, по виду из бумаги, и время от времени подносил его ко рту, втягивая в себя дым. Если это часовые, такое несение караульной службы карается смертью по уставу любой армии. Они не видели, что происходит вокруг. Видать, на них подействовали испарения пруда Влюблённых. Они действовали на всех, кроме волков, те только ели, не отвлекаясь на ерунду. Но у них же есть течка у волчицы - есть секс, а нет - ждите, пока начнётся.
К влюблённым десантникам можно было подойти вплотную и заколоть кинжалом, они бы и не заметили. Но зачем рисковать? Расстояние небольшое, даже я отсюда не промахнусь. Первая стрела пронзила голову парня, вторая - шею сладострастной девицы. Вот и весь бой. За такие подвиги бойца не награждают и легенды о нём не складывают. Зато хоронят не его, а противника.
Третий, тот самый, что якобы был внутри, долго никак себя не проявлял, и я уже подумал, что он внутри не дирижабля, а чего-то другого. Но нет, показался на свет лунный. Прыгнул через входное отверстие, пытаясь сделать сальто, а по ходу дела застрелить меня. Новички очень любят крутить сальто в ближнем бою. Но настоящий бой, для таких акробатов обычно становится последним. Тренькнул мой арбалет, и сальто закончил уже мёртвый десантник. Единственное, что поначалу удивило, это вторая стрела у него в горле. Не арбалетный болт, а стрела для лука, но куда короче моих. Я оглянулся, и увидел Лону, гордо мне салютующую. До чего же непослушная девица всё-таки! Но ведь попала же. Подстраховала на случай промаха.
И тут застучал двигатель дирижабля, а мельничные лопасти начали вращаться. Вот тебе и один десантник внутри! Запрыгнув туда, я увидел пилота, он чем-то лихорадочно щёлкал. Я даже обрадовался, пленный не помешает, но не судьба - он выхватил арбалет, такой же, как был у рэба Исака, и мне ничего не оставалось, кроме как метнуть кинжал ему в шею.
Я окинул внутренность дирижабля беглым взглядом. Впереди, перед креслом пилота, тускло светилось множество циферблатов со стрелками. Там было что-то написано, но прочесть я не смог. При внимательном обыске тут наверняка нашлась бы масса интересного, но для этого нужен солнечный свет, а ждать до утра неразумно. Но кое-что я всё же нашёл - сидевшего молча огромного пса в наморднике и ошейнике с шипами, привязанного к одному из кресел. Внешностью и окрасом он был точь-в-точь как наши пастушеские собаки, только вдвое больше. Ума не приложу, почему лагерь охранял не пёс, а два озабоченных придурка. Я его отвязал, и он тут же попытался напасть, хоть ему и мешал намордник. Не без труда я выволок его наружу.
А там на песке сидела Лона, держащая в руках выдернутые из мертвецов стрелы, и в лунном свете её глаза блестели от слёз. Только что хладнокровно пристрелила десантника, а теперь плачет над его остывающим телом. Наверно, ей ещё не доводилось возиться с трупами. Мой опыт подсказывал, что в трупах недостатка не будет, и хотелось бы, чтобы трупы были не наши.
- Отставить реветь! - рявкнул я. - Заняться собакой!
Лона вытерла глаза рукавом и попыталась принять бравый вид.
- Дваш, - улыбнулась она собаке, и свирепый пёс внезапно завилял хвостом, заскулил и полез к ней ласкаться. - Это его имя. На ошейнике выбито. Дваш - это то ли мёд, то ли медовый, как-то так. Точно не знаю, я на израильском говорю ещё хуже, чем ты на торговом. Можно, я на минутку прилягу?
- Можно. Это есть куда лучше, чем реветь, - ухмыльнулся я.
- Понимаю, они хотели нас убить, и всё такое. Но разве мы не могли оставить их в живых?
- Нет. Излишнее милосердие к врагам есть повышенная смертность друзей. Я есть пощадивший тех, кто есть ищущие в лесу твой кулон. А эти есть охранявшие дирижабль. А дирижабль есть уничтожаемый. Мы есть должные сделать это.
- Чтобы не было погони?
Я молча кивнул и занялся оружием убитых. С псом я теперь отлично ладил, говорил ему, что он Дваш и трепал по холке, а он вилял хвостом и лизал мне руку. Я даже снял с него намордник, всё равно рано или поздно это пришлось бы сделать. С оружием получилось не так просто, как с собакой - оно здорово отличалось от того, что я отобрал у банкиров. Но дядя Баден натаскал меня отменно, и в я разобрался, как в этих арбалетах менять колчан со стрелами и где у них предохранитель. Правда, предохранитель переключался на три положения. Что это значит, можно было понять только экспериментом.
Предупредил Лону, что сейчас будет громко, но даже предупреждённая, она перепугалась, когда из арбалета грянул гром, а когда при другом положении предохранителя загремело куда дольше, она вообще схватилась за голову. А Дваш и глазом не моргнул, наверняка он всё это уже видел и слышал.
- Дарен, это же громовое оружие богов, - жалобно пролепетала Лона.
- Это есть оружие народа твоей матери и гувернантки, - возразил я. - Они есть богини, так ли это?
- Не знаю. Я уже ничего не знаю!
Заставил пострелять и её. Справилась она неплохо, хотя трубка, из которой вылетали стрелы, так и норовила задраться вверх. Потом отдал ей арбалет, который отобрал у мёртвого пилота, с этим оружием она справилась ещё лучше.
- Если это есть оружие богов, то ты есть богиня тоже, - сказал я, и она немного покраснела.
- Я не против быть богиней кое для кого, - смущённо призналась она.
Некогда было выяснять, что это за кое-кто, возня с вражеским дирижаблем и так затянулась. Напоследок ещё раз обыскал убитых, и у одного из них в кармане нашёл плоскую стеклянную бутылку с водой. Быстро её открыть не удалось, так что сбил горлышко рукояткой кинжала, и по запаху сразу понял, что это смесь винного спирта с водой, примерно напополам. Что ж, пригодится.
Мы начали таскать из лесу хворост и набивать им внутренность дирижабля. Лес рядом, хворосту много, мешал только Дваш, который хватал зубами хворостины, а они от этого ломались и выпадали из рук. Потом он поднимал с земли какой-нибудь обломок палки и тыкал им в руки то мне, то Лоне, и мы роняли всю охапку. Оказалось, он хотел, чтобы мы бросали палки, а он их нам приносил. Нормальная собачья игра, жаль только, не вовремя.
Потом Лона упаковала все вещи и отвела лошадей шагов на двадцать западнее дирижабля, а я вылил спиртовую смесь на хворост и всё это поджёг. Огонь занялся сразу, я быстро прополз под дирижаблем, разбил в нём окно, чтобы появилась тяга, и помчался к своему коню. Казалось, сколько там бежать, но разыгравшийся Дваш схватил меня за штанину, и я рухнул лицом в песок. Пока я протирал глаза и отплёвывался, он меня облизывал. Смерть хозяев его совсем не огорчила. Видать, с псом обращались не очень. Одно то, что он сидел в наморднике, причём внутри, в духоте, когда мог бы принести куда больше пользы снаружи, говорило о многом.
Я запрыгнул в седло, ещё не до конца убрав песок из глаз, громко свистнул и сразу пустил коня рысью, а очень скоро перевёл его в галоп. Пёс мчался рядом, причём молча. Хоть Дваш и не ладил с бывшими хозяевами, но обучили его неплохо, этого не отнять. Ему бы неуместной игривости поубавить - вообще цены бы псу не было. Вязкий песок лошадям всё-таки немного мешал, но сейчас их неудобства меня не волновали. Только шагов через семьсот от дирижабля мы перевели их на шаг.
- Сейчас будет что-то опасное? - спросила Лона.
- Ты есть видевшая извержение вулкана, так ли это?
- Нет, никогда не видела.