Крохотная тёмная полоска на восточном краю неба быстро росла, превратившись к полудню в неподвижную тучу, накрывшую весь горизонт. Солнце нещадно палило, но дующий с востока ветерок приносил запах дождя. Мы перешли с галопа на лёгкую рысь и стали высматривать постоялый двор, харчевню или остановку дилижансов. Нашли указатель на отель, но там под названием красовалась приписка "Закрыт до возобновления работы порта". Что ж, снова пообедали всухомятку.
Лона была неимоверно собой довольна - утром она опробовала то, что вычитала в своих непристойных книжках, и у неё прекрасно получилось. За обедом она сказала, что не против повторить, но я спросил, как можно совместить это с едой, а она только молча покраснела. Я всерьёз задумался, не устроить ли нам привал прямо здесь. Конечно, тут полно комаров - пока обедали, я прихлопнул троих. Вечером их налетят тучи, но если постараться, в палатку пролезет немного.
Когда изложил всё это вслух, Лона просто расцвела, но потом всё же отказалась. Объяснила, что сейчас ей очень важно мыться хотя бы раз в день, и в чистой воде, так что поедим, и в путь, разве что задержимся ненадолго для "сам знаешь чего". Вскоре мы уже скакали галопом, облачённые в непромокаемые плащи и шляпы.
Минут через двадцать появилась мелкая водяная пыль, а под копытами жеребцов грунтовая дорога сменилась булыжной мостовой, и мы сменили галоп на быстрый шаг. Морось перешла не просто в ливень, а в сплошную стену падающей воды. Ветер задувал капли и в лицо, и за воротник плаща, а лошадей и собаку дождь хлестал вообще безжалостно. Дваш фыркал, скулил, а в конце запрыгнул на спину моему жеребцу. Коней дождь тоже не приводил в восторг, они вертели головами и пытались остановиться, ума не приложу, зачем.
А вокруг, по обе стороны дороги, местные землепашцы возились на рисовых плантациях. Так сказала Лона, сам я не отличил бы рисовые от перловых. И у некоторых из крестьян были лошади. По стати и размерам они здорово уступали нашим, зато не обращали внимания на дождь. Я тут же вспомнил дилижанс в Гроссфлюсе и кебы в Гибралтаре, там лошади тоже спокойно относились к дождю. Я для себя отметил, что если дома буду выступать на скачках, нужно выбирать дни без дождя.
Тех крестьян, что были поближе, мы пытались спросить, далеко ли до порта. Большинство из них нас не понимали, только один ответил "Порт есть не работать", и тут же зашлёпал по воде прочь от трассы. Жеребцы с понуро опущенными головами медленно брели вперёд, мы с Лоной потихоньку мокли, несмотря на непромокаемые плащи, а впереди дальше двадцати шагов ничего не было видно за непроницаемой стеной дождя. Я сбился со счёта, сколько раз пожалел, что послушал Лону и не остановился на ночлег возле того закрытого отеля. Казалось, мы едем по кругу, хоть я и постоянно смотрел на компас.
Вдруг Лона радостно вскрикнула - она увидела табличку "Найм карет, работаем круглосуточно". Увы, ни карет, ни людей мы там не нашли, зато наткнулись на указатель "Отель, 70 шагов" и стрелку. Шаги я не считал, но до отеля мы добрались, и он работал. Правда, портье, хоть и не отказывал нам в ночлеге, но был нам не рад.
- Свободных номеров сколько угодно, - сказал он. - Порт закрыт, приезжих почти нет. И всё же я боюсь. Понимаете, у нас поселили два десятка краснокожих горцев, беженцев из Сьерры. Это такие голодранцы, что если наберут на всех сотню медных монет, то сами удивятся. Но за них платит Лига Побережья, так что нам выгодно. А вы - тоже горец. Они глупы и решат, что вы берг. А бергов они ненавидят, и попытаются вас убить. Мне бы не хотелось в отеле горских разборок.
- А как вы поняли, что он не берг? - удивилась Лона.
- Что тут понимать? Вы, девушка, на торговом говорите с акцентом Гроссфлюса. И лошади у вас из Гроссфлюса. Будь ваш спутник из Берга, вы бы с ним говорили на своём, потому что Берг и Гроссфлюс друг друга понимают.
- Первый раз слышу, что у меня акцент.
- У всех акцент. Но не все эти акценты различают. Не передумали останавливаться у нас?
Я получил ключ, но пошли мы не в номер, а ставить лошадей. Выяснилось, что верховых здесь давно не было, поэтому конюшня для постояльцев заперта. Пришлось ставить жеребцов в конюшню для персонала. Королевские лошади смотрелись рядом с местными, как ирбисы возле домашних кошек, зато местные привычны к дождю. Конюха в служебной конюшне не было, но когда я предложил серебряную монету, заменить его нашлось сразу трое желающих, и все подвыпившие. Я выбрал одного, заплатил и пообещал утром дать ещё монету.
В номере я сразу снял насквозь мокрые штаны и сапоги - когда едешь верхом, плащ не прикрывает ног. Пока я доставал из вещмешка сухие штаны, Лона сменила свою особую набедренную повязку и горестно смотрела на розоватые потёки у себя на бёдрах. Потом тяжко вздохнула и принялась мне объяснять, что из-за сильного дождя куда-то там попала вода, а туда должна была попасть кровь, но там уже не было места, и поэтому... Дальнейшие подробности я сумел пропустить мимо ушей, а то, что сапоги и штаны у неё тоже мокрые, видел и сам.
Одежду и обувь отдал в местную прачечную - постирать, почистить, высушить. Коридорному приказал принести ящик с песком и столбиком, заявив, что в такую погоду добрый хозяин собаку из отеля не выгонит. Ещё отправил курьера в порт, узнать, прибыл ли аргентинский корабль, и если да, то передать записку вахтенному офицеру и принести ответ. Долго думал, не пропустил ли чего, и Лона напомнила - ужин. Заказал еды нам и Двашу, и пошёл мыться, благо из душа текла тёплая вода. Заодно и Лоне спину помыл, хоть она и сама достаёт, с её-то гибкостью акробатки.
После ужина я был бы не против и отойти ко сну, но ждал курьера из порта, так что решил разобраться с родословной принцессы. Она быстро просмотрела книжку о королевских лошадях, и перевела мне небольшой фрагмент. Там говорилось, что лошади признают не только королевское потомство, но и любовниц этого потомства, если в них попало достаточно много королевской спермы. Год издания был свежий, но Лона сказала, что книга написана больше тридцати лет назад. Выходит, спермы было много, но она не подействовала, в книге ошибка, израильская разведчица Ребекка заплатила за неё жизнью.
Лона уснула, а я принялся штудировать вторую книгу, ту, что на торговом. Продираясь сквозь научный жаргон, я смог понять, что эту лошадиную породу четыреста лет назад вывел знаменитый профессор Блиндт. В своей работе он опирался на труды аргентинца Веласкеса, что описал разницу между кровью королей и черни, независимо от страны и династии. Давалось подробное объяснение, но я его не понял.
Потом я стал смотреть, кого лошади признают за своих. Там всё оказалось чуть сложнее, чем рассказывала Лона. Через пять поколений кровь принцев теряла свойства королевской. Женщинам было ещё сложнее - королевская кровь должна быть или у её отца, или у отца её ребёнка, благодаря тому, что при беременности кровь матери и ребёнка смешивается. Я перечитал ещё раз. Королевскую кровь женщине передаёт или её отец, или отец её ребёнка. Чуть дальше было написано, что гипотеза о влиянии на женщину королевской спермы опровергнута экспериментально.
Если автор прав, а он, скорее всего, прав, что тогда? У Лоны королевская кровь. Значит, у её матери - тоже. У Ребекки королевской крови не было. Выходит, Лона не дочь Ребекки. И без разницы, кто её отец. Мелона, рождённая Ребеккой, и Мелона, спящая рядом со мной - разные люди.
Когда выяснилось, что его жена не имела королевской крови, кронпринц Герхадт понял - принцесса-младенец, когда подрастёт, тоже не сможет ездить на этих лошадях. И народ сделает вывод, что он - рогоносец. Неважно, знал ли он изначально, что ребёнок не его. Нельзя допустить, чтобы о неверности принцессы узнали подданные. Смешными могут быть шуты, комедианты, клоуны. Но не короли и принцы. Народу не нужен правитель-шут. Казалось бы, кто спрашивает, чего там нужно черни, но от смеха над монархом недалеко и до республики, а на её фоне желающие сменить короля на его младшего брата покажутся образцом лояльности.