Правители из династии Сан-Ульф взирали на меня с немым укором, а то и неприкрытой злостью, словно я им что-то задолжала.
Что? Не допустить, чтобы род их прервался и канул в историю?
Смешно. Кто я, в конце концов, такая? Ни влияния, ни средств, ни особого ума.
И вдруг, пребывая на тонкой грани между сном и явью, я подскочила на кровати, как ужаленная.
Перчатка!
Как я могла забыть?! Ведь на ней, несмотря на потрепанность, ясно читалась буква «Э». А волк засуетился, едва услышав имя «Эрик».
Неужели мой меховой дружок что-то знает, но не может рассказать? И вдруг, – от этой мысли в груди стало холодно, – вдруг он слопал наследного принца?! Сожрал будущего монарха, даже не поморщившись?
Я даже закашлялась от перевозбуждения.
Нет. Волчок не мог так поступить. Или мог? Он ведь дикий зверь, а не комнатная собачка. Закрыв глаза, я увидела, как огромный серый волк набрасывается на беззащитного юношу, подминает под себя и вгрызается в горло. Картина была настолько красочной, что по телу пробежала дрожь отвращения.
Снедаемая этими мыслями, я не заметила, как уснула. И чудилось, будто всю ночь под моими окнами то ли деревья стонали, то ли кто-то выл на луну.
***
Плоская шкатулка из темного дерева открылась с негромким щелчком: на бархатной подушечке красовалось серебряное ожерелье с кабошонами розового кварца, пронизанного белыми, будто ледяными, прожилками. Камни были гладкими, как леденцы, они манили прикоснуться, полюбоваться филигранью, ощутить обнаженной кожей шеи эту изящную роскошь.
– Взял на прокат. Все для моей дорогой племянницы, – похвастал дядюшка и захлопнул шкатулку. – А теперь поехали, нечего время зря терять.
Поцеловав бабулю, я села в экипаж дяди Джеймса, и тот весело покатился по булыжной мостовой. Чувство было таким, словно меня везут на площадь для прилюдного наказания – там привяжут к позорному столбу и будут кидаться помидорами и тухлыми яйцами.
– Что нос повесила, Рози? – дядя закинул ногу на ногу, усаживаясь вольготнее.
Он не изменял себе, выглядел, как бывалый кутила и франт – усики напомажены, кружева накрахмалены, сапоги начищены так, что в них можно разглядеть собственное отражение.
– Я только вчера оправилась после болезни. Нет настроения веселиться, – призналась, умолчав о том, что мне попросту страшно ехать в неизвестное общество.
Что за люди там будут, как меня встретят? Не буду ли я чувствовать себя лишней на этом празднике жизни?
Дядюшка фыркнул.
– Надо внимательней относиться к собственному здоровью. Вот я, например, в прошлом году ездил на воды, – он окинул меня критическим взглядом, словно раздумывая, какой ценник прилепить. – Но, признаться, недомогание пошло тебе на пользу – щеки опали, аристократическая бледность появилась.
– Нормальные у меня были щеки! – вспылила я. – Самые обычные. А вот вам бы не помешало вести себя повежливей.
– Нахалка, – он цокнул и, крутанув тросточку, уставился в окно. – Молодежь уже не та, что раньше. Никакого уважения к старшим.
Мне хотелось отпустить язвительное замечание по поводу его воспитания и ввязаться в словесную дуэль, но вовремя поняла – оно того не стоит. Ведь дядюшке как с гуся вода. Он пребывает в своем искаженном мире и всегда считает правым только себя.
Тем временем мы ехали в направлении квартала мастериц. Всю неделю я даже не вспоминала, что для меня готовит прекрасный наряд сама королева фей. Признаться, меня больше занимали мысли о загадках леса и о сером друге, который наверняка скучает и не понимает, куда я делась. Знал бы мой самодовольный дядюшка, с кем водится племянница…
Экипаж притормозил, кучер крикнул: «Прие-ехали!»
– Давай только быстро! – напутствовал родич, когда за мной закрылась дверца.
Внутри лавки царил уютный полумрак, лишь по углам мерцали светильники в виде вытянутых колб с узкими горлышками, наполненными мхом и декоративными ветками. Все это вкупе с приятным цветочно-травяным запахом создавало совершенно сказочную атмосферу. Только маленькие феи, жаль, куда-то попрятались.
Я огляделась, робко кашлянула, а в следующий миг из-за занавески вынырнула тетушка Лаванда.
– Детка, я тебя заждалась! – она взметнула пышными юбками своего темно-золотого платья и, схватив меня за плечи, подвела к стоящему в углу манекену, облаченному в изысканный наряд. – Боялась, что ты не придешь.