— Представляешь, они проникают своим сознанием в человеческое тело! Присваивают его, как воры — одежду.
Слегка обалдев, я спросил:
— Это у твоей Рочестер написано?
— Да, наверное. — Астра нервно передернула плечами, произнеся это с таким сомнением, что я положил ей руку на лоб.
— Ну тебя! — Снегурочка рывком скинула мою руку и, поднявшись, стала у окна. — Смеешься все! А Совета предупреждала тебя, что я — ведьма!
— Предупреждала! — засмеялся я. — От нее вестей совсем нет?
Безнадежно покачав головой, Астра сказала:
— У нее, думаю, ужасно секретное задание. Такое, что никто и знать не может, кроме командира, — и с определенной гордостью намекнула, что сама некоторым образом причастна к тому секретному поручению, интересоваться которым не следовало даже мне.
Я знал, что принцесса вместе с Советой Полтавцевой ходили в военкомат. Ветку взяли, а ее забраковали по малолетству. И, наверное, от того, что не сгодилась она для трудного и опасного дела, а Ветка сейчас в германском тылу, снегурочка, с тревогой и обидой, добавила:
— Нельзя ей туда. Совета прямая и честная, она сразу себя выдаст.
Встав, я подошел и обнял принцессу за плечи; она отозвалась поцелуем…
— Андрей, скажи, это все надолго?
— Нет, конечно. Скоро наступление будет. Товарищ Сталин не допустит, чтобы немцы у Ленинграда стояли.
Астра опустила голову.
— Знаешь, продуктов все меньше, а очереди все больше. Алла Федоровна, соседка, говорит, что надо припасать еду и спички. Она как мышь: бегает все, вынюхивает. Мне кажется, у нее усы даже выросли и шевелятся. Недавно лист жмыха откуда-то принесла.
Снегурочка распахнула окно, будто ей не хватало воздуха.
— А я не хочу вынюхивать. И со жмыхом в сумке не хочу. Это низко и недостойно. И самое горькое в том, что многие из тех, кого уважала раньше, тоже стали мышами. Но, наверное, это правильно — у них дети.
Пальцами я ощутил внезапную остроту ее ключиц.
— Да, милый, твоя принцесса немного постройнела.
— Ты завтракала?
— Завтракала. Съела хлеб из твоего вещмешка. Концентрат оставила тебе.
Она сняла матерчатую салфетку с тарелки, где под кипятком томился суп-каша из гороха. Помедлила, а потом решительно пододвинула ко мне гороховую массу:
— Вот!
— Давай-ка вместе. Если будешь продолжать стройнение…
— Не буду! Нас вообще вчера кормили горячим первым и вторым блюдом.
— Нас?
— Заводская дружина противовоздушной обороны.
— Мало тебе за станком стоять?
Астра отмахнулась и тут же принялась рассказывать о новых подружках, о том, как некоторые делают специальные тумбочки, чтобы достать до станка.
— И спят прямо в цеху! И знаешь, мы счастливы, что помогаем бить фашистов!
Она продолжала говорить почти без остановки. Я узнал имя их бригадира — Джон Сильвер. Так его звали из-за настоящего протеза ноги. Правда, не деревянного, как у книжного пирата, а изготовленного из легких дюралевых трубок. Рассказала принцесса о мальчишках, собирающих бутылки не для пункта приема стеклотары, а для химического завода, на котором делают бутылки с зажигательной смесью. Некоторые собрали по нескольку тысяч.
Она замолчала, вбирая ноздрями запах каши.
— Я половину ужина Кузьмичу отдала. Он старенький и видит плохо. А сволочь из магазина талонов из карточки на неделю вырезала — знала, что не увидит.
Ругать принцессу я, конечно, не стал, но выводы сделал. Поэтому решительно подтянул табуретку и полез наверх к антресолям. В самый дальний угол. Нужно было извлечь большую картонную коробку и переложить все, что в ней есть, в «сидор». Я решил отнести его в дом принцессы, где вполне безопасно.
То, что лежало в ящике, могло и не понадобиться в ближайшее время; тогда это станет просто подарком для «послевойны».
На удивление, народу в трамвае было немного. Астра, приложившись щекой к поручню, смотрела на проплывающие по набережной здания. Рядом сидели двое рабочих. Неизвестный предмет их спора одного — с выглядывавшей из кармана линейкой — сильно цеплял. Разговаривал он громко и напористо, и лишь фигура, склонившаяся к более старшему товарищу, выдавала в нем просителя. Собеседник его наоборот — расположился на скамье прямо и глядел чуть насмешливо:
— Ты, поди, и в бюро просил и Некрасову жаловался?
— И в бюро, и у Некрасова был, — без запинки отвечал молодой, напирая дальше: — Только везде одно долдонят: специалист, не можем, не имеем права, на фронте и без вас… Твое слово бы очень пригодилось. Даже мимоходом. Кадрового питерского рабочего с большевистским стажем, кто не послушает?