— Давай-давай, — напутствовал он, — Евграф и тебя сказал привлечь.
— Так это Полюдов?!
— А ты как думал? — рыжий капитан душевно ухмыльнулся, — Он у нас как Юлий Цезарь — по пять дел враз охватывает.
— Андрюша Саблин к нам пришел, — запел высокий женский голос, — и хочет книжку почитать.
Голос фальшивил, но его обладателю, вернее, обладательнице, отсутствие слуха заменяло хорошее настроение.
— Я вся внимание, товарищ стха-арши-ий лейтенант. — Медсестра Анечка положила грудь на стойку. — Прессу штудировать хотите или насчет такого-прочего?
— Или.
— Тогда пройдемте в ту дверку.
Анечка пошла впереди, умело виляя задницей, и казалось, что под силу ей доставать бедрами стоящие вдоль коридора шкафы. Дверь она закрыла на ключ и сразу же приступила к работе, перебирая карточки спецлитературы.
— Крайновский, Быков и Бонифатий Кедров — через двадцать минут. Архивы на полках.
— Спасибо. И еще, Анечка, мне нужен атлас парастабильных зон Европейской части СССР.
Анечка удалилась, а я сразу же взял быка за рога, то бишь подшивку растрепанного сборника документов и распоряжений особой группы Северо-Двинской губчека.
Пролистал десяток страниц и на одиннадцатой — фокус, письмо в политсовет войск охраны Республики с доносом на особуполномоченного ГПУ Полюдова Е.Е. Далее следовал отчет по доносу. Морковного цвета справка гласила, что факты, изложенные товарищем Кацман, не подтвердились и расследование прекращено «ввиду его бесполезности». Тов. Кацман мелькнул еще раз посередке сборника в качестве уполномоченного «Главспички» и фигурантом этих документов уже не проходил. Евграф тоже испарился.
Я стал рыться в бумажных развалинах, но отыскал всего лишь половину северо-двинского тома за 1927 год. Там, на пятидесяти страницах, развернулась эпопея поимки чудовища в пойме реки Стырь. Чудище крало скот, нападало на проезжих и по неподтвержденным сведениям «сильничало девок и баб». Пастухи целой округи боялись ходить в ночное, был вызван отряд милиции, а оказалось, что Федор Крикунов с подельниками обставили банальный разбой суеверной бутафорией. Приводились фотоснимки атамана с железной лапой при когтях и грубо раскрашенной медвежьей шкурой. Красили фосфором. Фосфор штука сильная. Михей рассказывал, как чуть не застрелил он мирного прохожего — тот работал на заводе органических красок и шел с фосфорным самодельным фонариком.
Однако ж при всей своей изобретательности Федор Крикунов не мог мне помочь найти следы деятельности Евграфа. Анечка тоже не могла посодействовать — вторая половина сборника так и не нашлась.
— А ты, Ань, чего тут вообще делаешь? Где архивариус, почему медперсонал занимается выдачей книг?
Аня сделала несчастное лицо.
— У меня после трех операционных смен полагается одна легкая. Регистратура, библиотека или гидротерапия. Мне нравится здесь.
— Подожди, а где заведующая, охрана?
— Заведующий в патруле где-то, а охрана я.
— Ну, тогда я спокоен.
— Работайте, товарищ Саблин. В случае чего, стану грудью на защиту вас.
— Лучше двумя.
Анечка, хихикнув, удалилась, впрочем, не забыв мотнуть хвостом на прощание, а я погрузился в секретные материалы согласно Ганчевским пожеланиям.
В толстом фолианте с церковным штампом «для внутреннего пользования» нашелся отчет о некоей девице, заподозренной в совокуплении с нежитью. Отчет был совсем короткий, ввиду того, что «помянутая девица Грунц» наложила на себя руки, прыгнув в Обводной канал.
Вторым по списку шел рапорт жандармского офицера Головатых о двух фрейлинах, странным образом умерших на выставке «уральских самоцветных каменьев». Головатых усердно собрал факты, проанализировал случившееся, но к выводам так и не пришел — больно диковинно выглядело случившееся. В конце концов выяснилось, что перед уральской экспозицией была еще одна — египетская, откуда и занесли ОРВЕРа-убийцу.
Британцы вообще дали маху с этим Египтом, особенно, когда стали копать могилы фараонов. Наши палестины пострадали не так, как Европа, но дерьма хлебнули тоже — в Одессе и Питере до тридцать девятого года стояли бассейновые спецзаслоны, обнюхивавшие каждый подозрительный пароход. А, например, палеоорганику, которую привез из Гоби профессор-заика Ефремов, или коллекцию князя Черкасского, держат в карантине по сей день.
После Головатовского рапорта следовал «Вестник богословия» за 1916 год и журнал «Научная мысль» за двадцать первый. Объединял их один из авторов — некий П.П.Бажов. В «Вестнике» он проходил под каким-то немыслимым церковным чином, а в советском печатном органе был просто «тов.».