– Ты талантлива, – похвалил Клемент.
– И талантов у меня много! Сама я могу хоть плясать по кострам и не сгорю.
Клемент помнил, что нечто подобное ему уже снилось. Раймонда как-то во сне утянула его в пляску. В действительности повторялось то же самое. Она сама могла протанцевать над огнем и не обжечься, но вот Клемент ощущал жар. Раймонда легко обхватила его за талию и приподняла над огнем. Вместе они парили в танце. У Клемента закружилась голова. Смерть и огонь рядом, а ему так хорошо! В объятиях Раймонды ничто не страшит. Хорошо, когда рядом есть та, в чьем присутствии даже пепелища кажутся раем.
Клементу почудилось, что в костре вместо хвороста лежат кости и черепа, а земля кругом это фундаменты сгоревших домов. Чьи-то когти тянутся по ним, и это вовсе не когти дракона.
– Там кто-то есть! – Клемент оглянулся и чуть не упал в костер.
– Тебе кажется! – Раймонд схватила его руки и снова утянула в пляску.
Какие острые у нее ногти! Он поранился о них. Пошла кровь. Лицо красавицы тут же переменилось. На лбу наросла чешуя. Как броня.
– Ты со мной шутишь! – догадался он. – Это Филиппин обучил тебя таким диким шуточкам.
– Прости, не смогла удержаться! Ты такой милый и доверчивый! – Раймонда позволила их сплетенным в танце телам упасть на траву. Костры тотчас погасли, как будто великан их разом задул. Трава оказалась не почерневшей. И вот это уже не трава, а луговина, покрытая ковром из фиалок и незабудок. Клемент ощутил кожей нежность лепестков. Раймонда навалилась на него сверху и вдруг поцеловала. Ее поцелуй оказался даже слаще, чем аромат цветов.
– А ты волшебница! – сделал ей комплимент он, когда она оторвалась от его губ. – И сказочная красавица! Ни одна лунная фея и ни одна эльфийка не сравнится с тобой.
– Только им об этом не говори! – Раймонда поднесла острый ноготь к губам. – Ты им всем очень понравился.
– Но я хочу нравиться лишь тебе!
Раймонда наклонилась и снова прильнула к его губам долгим поцелуем.
– Любовь – чудесная вещь! – усмехнулась она. – Кто бы подумал, что я смогу кого-то полюбить, особенно смертного!
– Избранного! – поправил Клемент. Дыхание Раймонды совсем не обожгло ему губ, хотя оно было огненным.
Возможно все дело в волшебном фрукте, который он съел у эльфов или в радужной воде из источника, а может в нем самом? Вдруг в нем пробудились, наконец, магические задатки будущего борца с демонами из Шаи. Клемент точно знал, что этой ночью в объятиях дракона он не сгорит. Даже если Раймонда будет целовать его до утра. Ее пламя теперь бессильно причинить ему вред.
Королевство чудовищ
Клемент проснулся на волшебной тропе. Его волосы зацепились за травинки, в которых лазали пикси. Почему-то эти крохи больше на него не ругались. Наверное, уже к нему привыкли.
Раймонды рядом не было, а вот какой-то незнакомец в яркой, хоть и пыльной одежде сидел на придорожном валуне и настраивал лютню. Или это была мандолина? А можем домра? Клемент не слишком хорошо разбирался в музыкальных инструментах. В конце концов, он принц, а не менестрель. А вот незнакомец, похоже, был бардом. Он водил пальцами по струнам, сочиняя хвалебную песню.
Вначале рифмы не шли ему на ум. Он подбирал то одни строфы, то другие, и вдруг песенка полилась рекой.
Клемент прислушался, и ему сделалось дурно. Бард пел о его спутнице так, будто был с ней давно знаком.
Клемент вышел из укрытия, невзирая на риск. Вдруг бард переодетый ассасин?
– А ну повтори!
Бард перестал играть и глянул на него глазами, полными черноты. В его глазницах не было ни белков, ни зрачков, а только густая тьма. Мог ли дракон ослепить его своими когтями? Если да, то понятно, почему бедняга с такой яростью поет о драконе. Казалось, что глаза барда вообще ничего не видят, зато его губы шевельнулись и четко произнесли:
– Беги от нее!
И бард исчез.
Клемент осмотрел корявый пень, на котором секунду назад сидел рифмоплет. На пне остались следы золы, к тому же сам пень оказался трухлявым. Никаких следов присутствия самого певца не осталось. Ни лопнувшей струны, ни клочка яркой одежды, ни нотного листа, ни записки с виршами.
А вот черный взгляд барда до сих пор как будто следил за ним из листвы.
– Я могу сочинять мадригалы для своей избранницы, а ты нет, – звучал шепот в мозгу.
У Клеманта начались бы мигрени, если б не вернулась Раймонда. Она сияло, как рассвет. В ее присутствии тьма отступает. Зачем сдались стихи и песенки, восхваляющие ее красоту, если всего ее очарование словами не передать.