— Муффи? — Он с любопытством взглянул на Каролину, потом понял и улыбнулся: — Это очень подходящее имя, леди Каролина. Но я не понимаю. Из-за того, что она вас оцарапала? Поэтому вы не можете ее принять?
— Потому что… — проговорила она совсем тихо, потупившись.
— Потому что?.. Что это значит? Выражайтесь яснее, моя дорогая. Ведь я несколько вечеров рыскал по окрестностям, чтобы отыскать для вас подходящую кошку. Я хотел подарить вам желтого пса, но не нашел.
Она подняла голову, и он увидел слезы, стоявшие у нее в глазах.
— Вы искали для меня собаку? Правда, Морган? Желтую? Вы так добры, что запомнили? Но я действительно не могу…
— Не можете принять пса. Да. Да. Я понимаю. — Он потер лоб, внезапно ощутив усталость. — Послушайте Каро, присядьте на минутку. — Он указал рукой на кресло. — Это было трусостью с моей стороны — оставить корзинку с запиской, а самому сбежать, как зеленому юнцу, испугавшемуся собственного поступка. Нам нужно поговорить.
Она прошла мимо него и села на самый краешек красного кожаного кресла, держа корзинку на коленях. Она походила на наказанного ребенка и выглядела настолько невинной, что ему захотелось опрокинуть ее на коврик перед камином и заняться с ней любовью, чтобы она стала более человечной, — такой, например, какой была в ту первую ночь, когда смачно откусывала большие куски от яблока.
Он встал перед ней на колени.
— Каролина, — начал он, еще не зная точно, что хочет сказать. — Каролина, я привез вас сюда, в Акры, потому что хотел подготовить вас к выходу в лондонский свет в качестве давно пропавшей дочери седьмой графини Уитхемской. Я не сказал вам, зачем мне это нужно, а вы были достаточно добры, чтобы не задавать лишних вопросов.
— Вы неплохо заплатили мне за то, чтобы я не задавала вопросов, Морган, — напомнила ему Каролина, доставая Муффи из корзинки, поскольку кошка начала выражать недовольство в связи с тем, что ее слишком долго держат в заточении. — И вы позаботились о тете Летиции, Ферди и даже о Персике. Кроме того, ваш отец был очень добр ко всем нам. Если герцог, при всей его религиозности, верит, что вы поступаете правильно, то я тоже в это верю.
Каролина буквально излучала невинность, хотя Морган знал, что после жизни в Вудвере у нее не могло быть больших иллюзий. Он смотрел, как она прижимает к щеке замурлыкавшую кошку, поглаживая ее по гладкому меху, и почувствовал, что завидует этой кошке.
— Я все равно ничего не понимаю, Каролина. Вы принимали от меня одежду, пищу, от моего отца — кров. Так почему же вы не можете принять эту чертову… Почему вы не можете принять Муффи?
— Я хотела бы ее принять, Морган. Правда, хотела бы. Но… но вы сказали, что это было непростительное поведение. Вы сказали, что это было оскорбление. Кажется, вы сожалеете, что так поступили, а я… а я… — Голос Каролины прервался, и она зарылась лицом в шерсть Муффи.
Какой она еще ребенок. Какой чудесный, честный, милый ребенок!
— Вам понравился наш поцелуй? — спросил он, начиная думать, что он, может быть, и не худший на земле человек. — Вы это не решались мне сказать? Что вы не можете принять кошку, потому что не рассматриваете то, что мы делали, как непростительное поведение?
— Не смейтесь надо мной! Не смейте надо мной смеяться!
Прежде чем он успел отреагировать на ее восклицание, Каролина вскочила на ноги, все еще держа в руках уже шипевшую, взъерошенную Муффи.
Она посмотрела на Моргана сузившимися глазами:
— Я не сделала ничего плохого. Конечно, я поцеловала вас, но не позволила вам заняться грязным делом. Я никогда этого не позволю ни вам, никому бы то ни было другому. Поэтому вы смеете называть это оскорблением и откупаться кошкой. Я не считаю себя виноватой только оттого, что вы считаете виновным себя. Я не могу считать, что совершила что-то грязное и плохое, если это было так прекрасно. И я не буду сожалеть о том, что поцеловала вас, даже если вы, самый наглый и глупый мужчина в королевстве, считаете, что я не права. Не буду — и все тут!
Морган ошеломленно смотрел на нее, не понимая, о чем она говорит. Затем до него медленно стало доходить. Что знала о любви эта напуганная, введенная в заблуждение девочка? Какие ужасы ей пришлось повидать? Будь проклята Персик, поместившая Каролину в такое место, как Вудвер, где она Бог знает чего насмотрелась!
Нет, Каро не была настоящей леди Каролиной, но от этого она не становилась менее чистой и невинной. И она была совершенно не подготовлена к виду грязи, распутства и извращений, которые были, очевидно, обычным делом в Вудвере.
Он надеялся, что худшее из того, что видела Каролина, были забавы Человека-Леопарда, но в глубине души чувствовал, что это не так, хотя она и служила в привилегированном отделении лечебницы, находясь под покровительством храброго карлика Фредерика Хезвита и Летиции Твиттингдон.
Морган встал и положил руки на плечи Каролины, чувствуя дрожь, охватившую ее хрупкое тело:
— Неужели я действительно сделал это, моя крошка? Я ввел вас в заблуждение? Вы решили, что нужно стыдиться удовольствия, которое доставил вам поцелуй? Что вам угрожает грязное дело? И, что хуже всего, у вас создалось впечатление, что я стыжусь своего поступка и сожалею о нем.
Она с вызовом подняла подбородок и спросила:
— А разве это не так?
— Нет, детка, я ни о чем не жалею, — честно ответил Морган. — Ни в коей мере. Это было действительно чудесно. Но все же мне стыдно, ибо, как красноречиво заметил Ферди, я не имел права пользоваться вашей невинностью и вашим доверием. Этого я глубоко стыжусь и даже не смею просить прощения.
— Думаю, теперь я вас поняла. Вам понравилось меня целовать, но вы злитесь на себя за то, что сделали. Но ведь вам понравилось? Я хочу сказать: разве у вас не возникло странного ощущения в животе, а ноги разве не стали слабыми? И разве вам не хотелось держать меня и никогда не отпускать?
— Признаюсь, вы очень точно описали мое тогдашнее состояние.
— Значит, вы считаете непростительной только мысль о том, что вы вели себя не по-джентльменски?
— Совершенно верно. Можем мы теперь оставить эту тему, или вы желаете, чтобы я предоставил вам письменный отчет о том, что чувствовал?
— Нет, глупенький. Не нужно. Я и так все поняла. — Каролина широко улыбнулась, и ее зеленые глаза заблестели при свете камина. — Значит, я могу принять Муффи! Ах, Морган, спасибо! Огромное спасибо! Теперь мы снова можем быть друзьями!
Она схватила его за руки, встала на цыпочки и пылко поцеловала его в щеку, потом повернулась, подхватила пушистую кошечку и выбежала из комнаты. Ее платье задралось, обнажив ноги до колен и приведя этим Моргана в полное замешательство.
Он долго стоял неподвижно, глядя на закрытую дверь, потом снова сел в кресло и взял со стола бокал с бренди.
— Друзьями, — пробормотал он, давая пинка плетеной корзинке. — Смешная девчонка! Думает, что хочет, чтобы мы были друзьями. Боже милостивый, я, должно быть, схожу с ума. — Он осушил до дна бокал и стал мысленно отсчитывать дни, оставшиеся до поездки в Лондон, так и не решив для себя, оправдывает ли цель средства.
ГЛАВА 9
Слаще сладость,
Крепче радость —
Крепче радость после горя.
Каролина повернулась перед зеркалом, восхищаясь своим новым костюмом для верховой езды. Она была уверена, что никогда еще не чувствовала себя такой счастливой; теперь же ощущение счастья не оставляло ее с тех пор, как они с Морганом стали друзьями.
Она и не заметила, как февраль плавно перетек в март, полностью поглощенная своими взаимоотношениями с Морганом; она старалась радовать его успехами в учебе, хотя иногда и разочаровывала, заставляя повторять только что сказанное, поскольку следила не за смыслом слов, а за тем, как шевелились его губы.
Тетя Летиция — Боже, благослови ее бестолковое, но бесхитростное сердце — снова чувствовала себя как огурчик. Только вчера ее посетила новая блестящая идея: с помощью Бетт сделать себе точно такую же прическу, какую она видела на рисунке в последнем номере великосветского журнала, принесенном с утренней почтой. К несчастью, в результате этой блестящей идеи волосы на голове тети Летиции укоротились до двух дюймов, вдохновив Ферди на создание, одного из самых язвительных его стихотворений, в котором шла речь об овцах и старых пустоголовых упрямицах. Тетя Летиция перестала выходить из своих комнат, расстроенная не столько тем, что сказал злой лилипут, сколько другим печальным фактом: она никак не могла понять, почему все тюрбаны стали ей вдруг велики.