Мимо двери проплыла большая картина, которую несли два лакея, стараясь держать ее перпендикулярно полу. Это было весьма странное зрелище. Картина представляла собой портрет мужчины, изображенного в полный рост, что объясняло затруднения лакеев. Довольно красивый мужчина, надо сказать, стоял, опираясь одной ногой об обломок скалы, и выглядел очень благородным и гордым.
Хотя судить о его благородстве и гордости было трудно, так как в данный момент он был наклонен на сорок пять градусов и покачивался вверх-вниз, проплывая мимо них.
— Кто это? — спросила Амелия, когда портрет исчез из вида.
— Средний сын леди Августы, — рассеянно отозвалась Грейс. — Он умер двадцать девять лет назад.
Амелия нашла странным, что Грейс точно знает дату его смерти.
— Почему они его переносят?
— Леди Августа хочет, чтобы он висел наверху, — сказала Грейс.
Амелия подумывала о том, чтобы спросить почему, но вряд ли кто-нибудь знал, чем руководствуется вдовствующая герцогиня. К тому же Уиндем выбрал этот момент, чтобы снова проследовать мимо двери.
Они замолкли, наблюдая за ним. И тут, словно время повернуло назад, он попятился на шаг и заглянул в комнату, как всегда безупречный, в белоснежной накрахмаленной рубашке и темно-синем парчовом жилете.
— Дамы, — сказал он.
Девушки поспешно присели.
Герцог кивнул.
— Пардон, — коротко произнес он и исчез.
— Однако, — сказала Элизабет, заполнив повисшее молчание.
Амелия моргнула, пытаясь понять, что она думает обо всем этом. Она не считала себя сведущей в поцелуях и последующем поведении, но наверняка после того, что случилось вчера вечером, она вправе рассчитывать на большее, чем «пардон».
— Пожалуй, нам пора, — сказала Элизабет.
— Еще рано, — возразила Г рейс. — Леди Августа хотела поговорить с Амелией.
Амелия застонала.
— Мне очень жаль, — сказала Грейс с искренним сочувствием.
Вдовствующая герцогиня просто расцветала, терзая Амелию. Если это была не ее осанка, то выражение ее лица, а если не выражение лица, то веснушки, выскочившие на ее носу. А если веснушек нет, то они непременно появятся, когда Амелия выйдет на улицу, ибо леди Августа точно знала, что ее шляпка будет надета слишком небрежно, чтобы защитить ее лицо от солнца.
Воистину, вещи, которые знала о ней вдовствующая герцогиня, пугали как своей широтой, так и неточностью. «Ты будешь матерью следующего герцога Уиндема! — не уставала повторять леди Августа. — И должна быть безупречна».
Амелия вздохнула, представив себе остальную часть утра.
— Я доем последнее печенье, — объявила она, снова усевшись.
Девушки сочувственно кивнули и тоже заняли свои места.
— Может, попросить принести еще? — предложила Грейс.
Амелия удрученно кивнула.
И тут Уиндем вернулся. Амелия издала недовольный звук, поскольку ей пришлось выпрямиться, а ее рот, конечно же, был набит печеньем, и, конечно же, он даже не смотрел в ее сторону, так что она волновалась напрасно.
Какой бестактный.
— Мы едва не лишились его, когда поднимались по лестнице, — сообщил герцог, обращаясь к Грейс. — Эта чертова штуковина завалилась набок и только чудом не напоролась на перила.
— О Боже, — промолвила Грейс.
— Удар пришелся бы в самое сердце, — заметил он с кривой улыбкой. — Пожалуй, это стоило того, чтобы посмотреть на ее лицо.
Грейс сделала попытку встать.
— Значит, ваша бабушка уже встала?
— Только чтобы присмотреть за водружением картины на стену, — сказал он. — Пока вы в безопасности.
На лице Грейс отразилось облегчение. Вряд ли ее можно было за это упрекнуть.
Уиндем посмотрел на блюдо, где остались только крошки от печенья, и обратился к Грейс:
— Не могу поверить, что у нее хватило ума требовать, чтобы вы принесли его наверх. И что вы, — сухо добавил он, — действительно думали, будто справитесь с этим.
Грейс повернулась к своим гостьям и объяснила:
— Леди Августа попросила, чтобы я принесла ей картину вчера поздно вечером.
— Но она огромная! — воскликнула Элизабет.
— Амелия промолчала, находясь под впечатлением от деликатности Грейс. Все знали, что вдовствующая герцогиня никогда ничего не просит.
— Моя бабушка всегда любила своего среднего сына больше всех, — мрачно заметил герцог. Затем, словно только что увидел девушку, на которой собирался жениться, повернулся к Амелии и сказал: — Леди Амелия.
— Ваша светлость, — отозвалась она.
Но он уже повернулся к Грейс со словами:
— Вы, конечно, поможете мне, если я отправлю ее в приют?
Глаза Амелии расширились. Это был вопрос, но он мог быть приказом. Что гораздо интересное.
— Том… — начала Грейс, затем прочистила горло и поправилась: — Ваша светлость, вы должны отнестись к ней с большим терпением сегодня. Она расстроена.
Амелия ощутила кисло-горький вкус во рту. Она не знала, что Грейс называет Уиндема по имени. Конечно, они были дружны. Они жили в одном доме — пусть даже огромном, с целым штатом слуг. Но Грейс обедала с вдовствующей герцогиней, а это означало, что она часто обедает с Уиндемом и за пять лет они разговаривали бессчетное количество раз.
Все это Амелия знала. Однако ее это ни когда не волновало. Ее даже не волновало, что Грейс зовет герцога Томасом, а она сама, его невеста, не называет его так даже в мыслях.
Но как могло получиться, что она этого не знала? Разве она не должна это знать?
И почему ее так раздражает, что она этого не знала?
Она внимательно изучала его профиль. Он разговаривал с Грейс, глядя на нее с выражением, которого она никогда не удостаивалась. В его взгляде светились непринужденность, тепло, взаимопонимание и…
О Боже. Неужели он целовал ее? Целовал Грейс?
Амелия вцепилась в краешек стула для поддержки. Не может быть. Конечно, Грейс не настолько дружна с ней, насколько с Элизабет, но она никогда бы не совершила такого предательства. Она просто не способна на это. Даже если она вообразила бы, будто влюблена в него, даже если она полагала бы, что этот флирт приведет к браку, она не настолько плохо воспитана и вероломна, чтобы…
— Амелия?
Амелия моргнула, пытаясь сфокусировать взгляд на лице сестры.
— Тебе нездоровится?
— Со мной все в порядке, — резко отозвалась Амелия. Меньше всего ей хотелось, чтобы все смотрели на нее, когда она определенно позеленела.
Но от Элизабет было не так-то легко отделаться. Она прижала ладонь ко лбу Амелии.
— Жара нет.
— Конечно, нет, — буркнула Амелия, оттолкнув ее руку. — Просто я устала стоять.
— Мы сидим, — указала Элизабет.
Амелия встала.
— Пожалуй, мне нужно подышать свежим воздухом.
Элизабет тоже поднялась.
— Я думала, ты хочешь посидеть.
— Посижу на воздухе, — процедила Амелия, сожалея, что она переросла детскую привычку шлепать сестру по плечу. — Надеюсь, вы извините меня, — пробормотала она, двинувшись через комнату мимо Уиндема и Грейс.
Он тоже встал, будучи джентльменом, и слегка поклонился, когда она проходила мимо.
И тут — Боже, что может быть унизительней — краем глаза Амелия увидела, как Грейс ткнула его локтем в ребра.
Последовало жуткое молчание, пока он свирепо взирал на Грейс. Амелия уже добралась до двери, благодарная, что не видит его лица, а затем Уиндем со свойственной ему учтивостью произнес:
— Позвольте мне сопровождать вас.
Амелия обернулась, помедлив в дверях.
— Благодарю за заботу, — сказала она, — но в этом нет необходимости.
По его лицу было видно, что он охотно ухватился бы за предложенный ее выход, но, очевидно, Уиндем чувствовал себя виноватым за пренебрежение к ней потому, что коротко обронил:
— Конечно же, есть. — И не успела она оглянуться, как он подхватил ее под руку и они чисто двинулись к выходу.
Амелия покосилась на него. Он смотрел прямо перед собой, решительно выдвинув вперед челюсть.
С Грейс он вел себя совсем иначе.