— Эх, Эмме бы показать, да кто ж ее отпустит…
— Останешься со мной на ночь — бери что хочешь, любые каменья. Все, что угодно.
Он молчит.
— Нет. Я понял, ты — Хозяйка этих Гор. Но грош мне цена, если так я поступлю. Лучше руки сорву, но добуду камень сам. А так — обман. Не по мне это.
— Ты ведь гнева моего не боишься, — женщина не спорит, она знает.
— Что мне гнев твой, Владычица, после плетей у князя Мартича? Ты стихия, а он безумный и жадный человечек с властью в руках. Это куда страшнее. Зачем тебе я, обычный горняк? Тебе, всесильной?
— Силу сложно держать без цели. Иногда я владею горами, а иногда горы мной. Долгие годы хочу я дочь, но для этого нужен человек.
Матей молчит, потом оглядывается, обводит руками самоцветный мир.
— Ты же можешь все, что стоит тебе создать ее как цветок? Свою Дочь гор, только имя ей дай. Я вот хотел бы дочку Амалией назвать… Правда Эмма говорит, что девочку назовет Виола. Прости, Владычица. Я помог бы тебе, если б смог полюбить… А так — не дело оно.
Она отламывает лепесток цветущего миндаля.
— Держи, мастер. Это тебе на свободу. Но только не ходи больше в гору. Утащу.
Маленькая девочка в зеленом платье резвится у останца.
— Не уходи далеко, Амалия, — серьезно говорит женщина.
— Не уйду, мам! Я от тебя не уйду!
Женщина грустно смотрит в сторону гор. Сила так и осталась у нее, девочка стала хоть и любимой дочкой, но не спасением.
— Ты ходишь в штольни, — не спрашивает, утверждает Мать Гор.
— Да, матушка, — кивает юная девушка, потупив бедовые зеленые глаза. Женщина вздыхает, и вдруг с каким-то озорством произносит:
— Увидишь там Олдрича — помоги. Хотя сейчас, у него уже, должно быть внуки… Да и велела ему в гору не ходить, чтоб душу мне не травил.
Амалия стоит у останца и держит в руках ландыш из лунного камня, улыбается тепло и нежно. Вокруг нее еще каменные цветы.
— Ты Дочь Гор? — произносит подошедший Штефан. — Бабушка рассказывала про тебя сказки, а дед говорил, что Горы всегда помогут Олдричу.
— Так ты тоже внук Матея Олдрича?
— Да, так и есть. Можешь дать мне цветок? Мне нужно для свободы.
— Мне он дорог, но — держи.
Штефан прячет ландыш в сумку и уходит.
Высокие сводчатые пещеры с друзами кристаллов, в стенах мерцают жлы самоцветов.
— Ты влюбилась, дочь, — устало произносит Владычица. — Это плохо.
— Почему, матушка?
— Любовь, жизнь и магия текут как река, только вперед. Ты же слишком уязвима без силы. Одна лишь красота — защита слабая.
— Алеш защитит меня!
— Люди не вечны, дочь. Ты забываешь об этом. Вечны только горы…
Девушка улыбается.
— Так отдай Олдричу силу гор, матушка. Я не могу ее принять, но может, человек сможет?
Владычица перебирает бусины на длинном ожерелье. Вздыхает.
— Я бы отдала силу… другому. Но ему уже поздно.
Стеклянные стены оранжереи. И среди разных цветов идут Амалия и Мать Гор.
— Ты должна была сказать мне про его дар. Он может обратить камень в тебя, понимаешь?
— Алеш так не поступит.
Женщина снова вздыхает.
— Магия — это река. Сила Гор давала тебе жизнь, но слившись с даром этого человека, может произойти так, что ты снова станешь камнем.
— Снова, матушка? Ты говорила, что…
— Это не так. Я лишь хотела его, но не получила. Я создала тебя сама, вдохнула жизнь магией и поэтому ты Дочь и Душа Гор…
— Но как же! Ты говорила про Олдрича! Помочь его внуку!
Мать и дочь замолкают, проходя мимо Штефана, собирающего цветы.
Амалия вздыхает. Женщина улыбается.
— Но ты ведь не поэтому влюбилась, правда?
Ее счастливую улыбку, Штефан, ясно дело не видит.
— Ты должна быть со мной! Алеш — приемный, он не Олдрич! — шепчет Штефан вечером, прижимаю девушку к стене темного зала.
— Я тебе ничего не должна! Прочь! Иначе закричу!