Изабелла сделала знак слугам, толпящимся у порога.
— Я полагаю, что лорду Квентину следует предложить что-нибудь более крепкое, чем чай. Кстати, я тоже была бы не против выпить немного бренди. И подайте нам что-нибудь более существенное, чем печенье.
Лорд Квентин продолжал мять в руках шляпу с таким видом, как будто действительно сильно переживал смерть близких людей. Изабелла слышала, что он был серьезным человеком. Младшему сыну в необеспеченной семье, видимо, приходилось нелегко. У него не было денег даже на то, чтобы начать карьеру военного или священника, как это обычно делали лишенные наследства младшие сыновья в аристократических семьях. То, что Квентин избрал бизнес — презренное занятие, — говорило о многом: он был до безрассудства отважен.
— Простите, миледи, но мне не хотелось бы портить вам настроение своей мрачностью, — промолвил он, собравшись уходить.
— Сядьте, — приказала Изабелла. — Я сижу взаперти в этом доме уже много дней, ожидая конца траура и того времени, когда снова смогу выезжать в свет и развлекаться. Впрочем, я еще не уверена, нужно ли мне все это. Знаю только одно: мне ужасно хочется поговорить хоть с кем-нибудь по душам.
Лорд Квентин сел с учтивым, но несколько рассеянным видом и положил шляпу рядом с собой.
— К вашим услугам, миледи, — пробормотал он.
Тон его не был ни заискивающим, ни подобострастным, хотя Квентин являлся единственным из Хойтов за исключением сестер Эдварда, кто переступал порог этого дома. Судя по всему, он не собирался льстить Изабелле и осыпать ее комплиментами. Вдову это раздражало.
— Меня зовут Изабелла, — заявила она. — Если мы хотим подружиться, то должны говорить как равный с равным.
— Подружиться? — с усмешкой переспросил Квентин.
Его недоверчивость была вполне оправданна.
— Я ничего не имею против вас и вашей семьи, — сказала Изабелла, махнув рукой так, словно отметала все противоречия, накопившиеся за последние десятилетия между представителями двух ветвей одного старинного рода. — Хотя я признаю, что у вас есть все основания ненавидеть меня. Ведь это так?
— Почему же? — промолвил Квентин и впервые внимательно поглядел на хозяйку дома.
В его глазах проснулся живой интерес. Квентин смотрел на Изабеллу так, как джентльмены обычно смотрят на красивую леди.
Изабелла приосанилась. Впервые за долгое время она почувствовала себя привлекательной женщиной, способной пленить сердце мужчины. По-видимому, ее внешность не сумели испортить даже черное платье и уродливый чепец.
— Мой муж и я были равнодушна к нуждам вашей семьи. Увы, это так.
Квентин пожал плечами.
— Прожив столько лет со скрягой, вы честно заслужили свое богатство, — сказал он.
Она фыркнула.
— Вы думаете, я знала, что меня ждет, когда выходила замуж? Представьте себе: это было замужество по любви! Я была молода и глупа тогда.
— В нашем мире из брака извлекают не только материальную выгоду. Связи маркиза наверняка принесли вашей семье большую пользу.
— Если спасение моего отца от долговой тюрьмы и отправку сестер в Америку считать благом, то вы правы. Но я не считаю, что поступила мудро, продав свою душу за деньги. В особенности если принять во внимание то, что после вступления в брак я ни разу не видела своих близких.
Квентин кивнул.
— Тем не менее, нужно признать, что теперь вы оказались в весьма выгодном положении. Если бы мой незабвенный друг Фиц нашёл богатую невесту, то у него не было бы причин героически умирать ради спасения своего поместья, — с грустью промолвил Квентин, и в его глазах промелькнуло выражение боли.
— Фиц? Вы говорите о молодом Уикерли? — Изабелла была потрясена. — О заядлом игроке, которому всегда везло? О, я искренне сочувствую вашему горю. Но за этим человеком никогда не числилось достойных поступков. — Изабелла жестом приказала Батлеру поставить поднос на столик, у которого они сидели. — Мне не верится, что Уикерли был способен умереть во имя какой-то благородной цели. Да и вообще я не нахожу ничего героического в самоубийстве.
— Его одежда и пистолет были найдены на берегу реки, на территории его поместья, — сообщил Квентин, вертя в руках бокал с бренди. — Отец и брат Фица, как известно, были большими мотами, но мой друг всегда жил по средствам. Должно быть, он пришел в отчаяние от того, что его имение погрязло в долгах, с которыми он не смог бы расплатиться и за две жизни. Думаю, не случайно наследником Фица становится родственник, имеющий крупное состояние. Он знал, что тот сумеет выплатить все долги и спасти родовое поместье, ради этого и совершил благородный поступок — убил себя.