Шагая к дому, Фиц вспомнил, что обед здесь подают в полдень, и не хотел опаздывать. Войдя в дом с парадного входа, он отыскал столовую и был приятно удивлен изящной сервировкой обеденного стола. Серебро и хрусталь искрились в солнечном свете, льющемся сквозь широкие окна. В центре накрытого стола стоял букет сирени, от которого распространялся чудесный аромат.
Фицу стало неловко от того, что он был весь измазан грязью. Ножки Пенни перепачкали его тиной и песком.
— Ступай наверх, утенок, хорошенько помойся и переоденься, — строгим голосом приказал он девочке.
— Мисс Абигайль не будет возражать, если я сяду за стол немытой, — заявила малышка, оттопырив нижнюю губу.
— Нет, мисс Абигайль не позволит грязной утке пачкать ее красивую мебель, — возразил Фиц, кивнув на сиденья стульев, обитых кремовым шелком.
Пенелопа молча побежала наверх. Проводив ее взглядом, Фиц снова вышел из дома.
Раз уж они обедали не в кухне, а в столовой, следовало переодеться. Соблюдать этикет в этой сельской глуши было очень трудно. Весь уклад сильно отличался от того образа жизни, который он вел в Лондоне. В полдень он только вставал с постели.
Фиц с тоской взглянул на подъездную дорожку, которая вела от шоссе к дому. Он мог бы выиграть в карты деньги на поездку в Челтнем. Но как быть с Пенни? Может ли он оставить ее на попечение Абигайль?
А что, если оставить записку с сообщением о том, что скоро вернется, и уехать, ничего не объясняя?
Нет, пожалуй, после этого он еще ниже упадет в глазах мисс Мерриуэзер. По какой-то непостижимой причине ему не хотелось, чтобы ее мнение о нем стало хуже, чем оно было сейчас.
Фиц решил, что придумает повод для отъезда и отправится в путь после обеда.
Сидя за письменным столом, Абигайль писала письмо новоиспеченному маркизу Белдену. Приближалось время обеда. Вскоре она услышала стук парадной двери и шаги. По-видимому, мистер Уикерли и Пенелопа вернулись с прогулки.
Через некоторое время по ступеням лестницы зашлепали детские босые ножки. Абигайль улыбнулась, заслышав эти милые ее сердцу звуки. Она очень скучала по своим маленьким братьям и сестрам, по их смеху и звонким голосам.
Письмо давалось ей с трудом. Как можно было объяснить незнакомцу, что четырем малышам будет лучше жить с ней, незамужней небогатой сельской жительницей, а не с состоятельной пожилой четой?
Абигайль взглянула в окно и увидела мистера Уикерли, который шагал через лужайку к дому садовника. Затея с обедом в столовой на некоторое время отвлекла ее от мрачных мыслей. Абигайль сама сервировала стол, понимая при этом, что фамильное серебро и хрусталь вряд ли поразят воображение избалованного столичного франта.
И она наконец задала себе мучивший ее вопрос: «Что, если мистер Уикерли пользуется в обществе достаточным авторитетом для того, чтобы стать приемным отцом малышей?»
Конечно, она, чувствовала, что он принадлежит к разряду не совсем приличных мужчин. Порядочные люди не говорят о том, что происходит в спальне.
Вздохнув, Абигайль закрыла чернильницу и вышла из кабинета. Поднявшись в свою комнату, она стала приводить себя в порядок.
Мысли о мистере Уикерли не давали ей покоя. Что она знала о нем? Только то, что он был никчемным отцом. Нет, ей не следует предаваться иллюзиям. Абигайль решила, что будет лучше, если она съездит навестить детей. Увидев, как они живут, она поймет, хорошо ли им в новом доме.
А если окажется, что им там плохо? У Абигайль было слишком мало возможностей забрать их из семьи опекунов.
Продолжая терзаться сомнениями, она взглянула на себя в зеркало и поправила прическу. Она уже давно переоделась — сняла свою безобразную коричневую робу и облачилась в розовое платье из тонкого воздушного муслина. Однако если она хотела отнести сегодня письмо на почту, ей нужно было снова сменить наряд. Муслиновое платье годилось только для закрытого помещения.
Подумав об этом, Абигайль вопреки всякой логике с рассеянным видом надела нитку жемчуга, подарок отца на ее шестнадцатилетие.
Она чувствовала, что выглядит чересчур нарядно — расфуфырилась как на праздник. Сельские жители обычно не переодевались к обеду. Это было глупо, поскольку после него они снова брались за работу и трудились до вечера. Какая разница, в какой одежде ты съешь свой суп и кусок мяса?
Но Абигайль так редко представлялся случай нарядиться в свое красивое розовое платье…
— Я не люблю чулки, — с вызывающим видом заявила Пенелопа, когда Абигайль вошла в детскую.