Не в силах справиться с собственными чувствами, Ника пошла по легкому пути.
– Вы все время уворачиваетесь от ответа! – ткнула она пальцем в сторону Мира. – Почему вы сказали, что я никакая?
При этих словах на его лице неожиданно засветилась мягкая, тихая улыбка, и Ника, опешив, осознала, что Мир улыбнулся ей впервые. Улыбка совершенно преобразила его сумрачные черты.
– Государыня Ника, – сказал он почти ласково. – Меня все время окружают и разрывают на части сильнейшие стихии. Я постоянно нахожусь на их пересечении и постоянно принужден выравнивать их воздействие. Вы совершенно не владеете магией, даже в зачаточном состоянии, и никакая стихия не владеет вашим сердцем, кроме чисто человеческих порывов. Простите мне это слово, в вашей вселенной оно, очевидно, оскорбительно. Простите мне это эгоистическое чувство.
Он снова подошел к ней ближе и даже взял за руку – Ника боялась спугнуть этот момент, эту светлую улыбку.
– Попробуйте понять… Блаженная тишина после оглушительного шума. Твердый берег после изнурительной борьбы с морской бурей. Я мог бы продолжать, но вы поймете. Никакая. Это честь и наслаждение для меня. Тем более острое, что продлится оно недолго.
…После ужина Мир галантно проводил Нику до дверей ее спальни, хотя заблудиться тут было невозможно. У дверей он снова поцеловал ей руку.
Ника была рада возможности остаться одной. Как она и говорила, она успела выспаться с запасом, так что теперь ей предстояло обдумать невероятные известия, которые на нее обрушились. А еще попробовать как-то освоиться с тем небывалым эффектом, который производил на нее хозяин дома – Хранитель Стихий, не больше не меньше.
– У меня еще тысяча вопросов, – предупредила она Мира.
Он кивнул. Казалось, когда он рассказал ей главное, гора свалилась с его плеч, и теперь он был готов на все, что она может запросить. Напряжение между ними никуда не делось, но оно неуловимо изменилось, и это тоже следовало осмыслить.
– Зачем я должна находиться здесь, если зеркала в лабиринте и кровь уже сыграли свою роль? И почему именно столько? И чем я буду заниматься? И почему книги в моей комнате все на незнакомом языке, однако я понимаю то, о чем говорите вы, и Виола, и Флоризель, а вы понимаете меня? Это тоже волшебство, да? И что если я не хочу забывать обо всем, когда попаду в свою вселенную?
– Не хотите? – Он удивленно поднял бровь.
Ника смущенно улыбнулась. Она еще никому не говорила о своей мечте, но, после того как Мир поведал ей свою тайну, ей подумалось, что будет только справедливо, если она поделится с ним.
– Я хотела бы сочинять истории, которые потом… покажут в кино. Как сказки, знаете?
Мир медленно покачал головой.
– Сказки? – И тут в его глазах полыхнула искорка, живо напомнившая Нике уголек, который высушил ее платье. – Вы хотите использовать историю моей вселенной как сказку для своей? И сделать на этом карьеру?
Ника слишком плохо знала Мира, чтобы толковать выражение его лица, а тем более его тон, который даже без учета произносимых слов мог вызывать у нее мурашки. Она потупилась.
– Я надеюсь, что не оскорблю этим вас, и, конечно, я укажу, как положено, что все персонажи вымышлены, все совпадения с реальными личностями – и вселенными —случайны, а имена изменены, и…
Мир прислонился к стене и вначале сдержанно усмехнулся, а потом в голос расхохотался.
– Клянусь всеми четырьмя стихиями, вы бесподобны, Ника.
Интерлюдия. Эвита
Золотоволосая девушка, сжимая в руках карту, внимательно оглядывала окрестности. Можно ли считать гору, на которую она взобралась, самой высокой? Эвите казалось, что да: простирающиеся внизу поля и леса и синеющее вдалеке море открывались ей, словно птице, парящей под облаками. Да и на карте было обозначено, что выше пика Дракона ничего не найти. Опять же – название. Названия раздавали предки, наверняка не с потолка их брали.
Что теперь?
На вершине царила тишина. Здесь было тяжело дышать. Почему-то обнаружилось множество божьих коровок, они врезались в грудь Эвиты, обтянутую мужским дублетом, лезли ей в лицо. Божьи коровки – существа безмозглые, их с посланием не отправить. Эвита высматривала кого-то посерьезнее. Голубя. Орлана. Чайку.
Неужели здесь ничего не предусмотрено для того, чтобы как-то связаться с тем, кто ей нужен?
У Эвиты подкосились ноги. Она проделала такой путь, чтобы – что? Чтобы об нее самоубились самые резвые божьи коровки?