Зрение помутилось, буквы расплывались перед глазами, и теперь другие записывали слова молитв. Но даль казалась ясней и прозрачней, чем прежде, и Нэйно все чаще покидала дом, чтобы как в детстве стоять на дороге и ждать, в каждом бредущем путнике пытаясь увидеть императора и зная – уже скоро, совсем скоро.
Нэйно стала немногословной, казалась отрешенной и тихой, но сердце ее колотилось жаром, рвало на части, гнало прочь. Неспетые гимны теснились в горле, но сердце гремело неумолимо, говорило: «Не медли».
– Я ухожу в паломничество, – сказала Нэйно. – Одна.
Ученицы пытались отговорить ее, но замолкли, ощутив решимость. Нэйно сказала им на прощание:
– Пойте, зовите, помните его.
И отправилась в путь.
Дорога растянулась на многие дни и привела к гробнице. От приграничной деревни Нэйно шла пешком, спешила, хотела добраться до захода солнца. Но тропа заросла, земля бугрилась корнями, каждый шаг давался с трудом. Кости ныли, тело наливалось тяжестью, но Нэйно не останавливалась, брела вперед, глотая воздух.
Здесь пахло хвоей, смолой и покоем. Сосновый лес разросся за минувшие годы, поднялся тенистой стеной по склону холма, – словно хотел оградить императора, скрыть ото всех. С каждым шагом становилось все темнее, Нэйно боялась оступиться, но шла вперед, медленно, упорно.
Когда она добралась до подножия гробницы, уже совсем стемнело. Первые звезды появились на небе, – далекие и холодные, они мерцали над вершиной пирамиды, черной в ночи. Собрав все силы, Нэйно сумела сделать еще несколько шагов. Коснулась каменной стены и опустилась на колени. Сердце отчаянно колотилось в груди, дышать было больно.
Перед ней возвышались ступени, – уходили вверх, туда, где за замкнутыми дверями спал император. Сорок ступеней, недосягаемых, как в детстве: не ступить на них, не подняться, не войти в его жилище.
– Я здесь, – прошептала Нэйно, глядя вверх. – Если ты решишь вернуться.
Шелест отвлек ее, заставил обернуться.
Из леса выскользнула белая тень, – легкая поступь, переливы звездного света на шкуре, глаза, светящиеся в ночи. Волк замер, глядя на Нэйно.
– Кьони, – сказала она, и едва услышала свой голос. – Я думала, вы все умерли.
Волк подошел, сел, запрокинув голову, и на миг Нэйно показалось – сейчас он завоет, тоскливо и обреченно, как выли кьони в столицы в дни болезни императора. Но волк сидел не шелохнувшись, смотрел вверх. Нэйно улыбнулась и выдохнула:
– Ты пришел ждать со мной.
Усталость давила, тяжелая, как камни гробницы, и Нэйно больше не могла сопротивляться. Взглянула еще раз на волка, на высокие ступени, на вершину пирамиды и легла на землю.
Закрыла глаза и стала ждать.
Конец