– Отлично. Думаю, там ты найдешь себя.
Его голос потеплел:
– Правда? Спасибо, что веришь в меня. Придешь меня провожать?
– А разве завтра мы не увидимся? – Мне опять зябко.
– Завтра?… Да, конечно… Увидимся, наверное. Только мне нужно закончить новый рассказ.
Тогда мы так и не увиделись. Я слегла с температурой. Вит звонил мне каждый час, беспокоясь о моем здоровье, и я почти поправилась, поднялась в день его отъезда, но провозилась перед выходом в поисках засунутого куда-то ключа от двери и опоздала к поезду. На заполненном провожающими перроне я долго смотрела, как люди обнимаются, смеются, пьют, машут и бегут за вагоном.
Поначалу Вит часто звонил мне из Москвы. Ему было трудно и одиноко, он делил с другом маленькую комнату, писал для газет, репетиторствовал, по ночам сторожил или грузил. Потом куда-то пропал, но со слов общих знакомых, с ним все было в порядке.
Как-то я увидела в телевизионном фильме его фамилию в качестве сценариста, испытав радостное возбуждение. Я всегда была уверена, что у Вита не может быть однофамильцев.
Он по-прежнему не звонил и не писал мне. Каждый день я внушала себе, что всё, что было с нами, я просто придумала себе, ведь он никогда ничего мне не обещал, но легче от этого не становилось. Я свела общение со всеми до минимума, работала допоздна, все выходные проводила дома, рисуя или читая, выключив телефон.
Тем временем, шкафы-купе шли на ура. Мы наводнили ими город и окрестности, а я возглавила должность менеджера по развитию, с хорошей зарплатой и возможностью ездить на учебу к поставщикам в центр.
В одну из командировок в Москву мы встретились. Я позвонила по имеющемуся у меня номеру, его приятель ответил, что Вит сменил квартиру, и неохотно продиктовал какие-то цифры.
Эту встречу я долго не могла забыть.
В нем появился столичный лоск, Вит сильно похудел и непривычно коротко стриг волосы. Теперь он писал для какого-то модного журнала, по двум его сценариям ставились фильмы. Тот увиденный мной фильм, оказалось, не имел к Виту никакого отношения, и он добродушно подшучивал надо мной с новой для него мягкостью, показавшейся мне обидно снисходительной.
После ресторана, где Вит быстро и небрежно расплатился по ужаснувшему меня счету, не оставив чаевых, мы гуляли по ночной Москве. Он обнял меня и поцеловал так, как мы никогда не целовались раньше.
– Пойдем к тебе в гостиницу, – его шепот лишил меня способности соображать, но я зачем-то спросила:
– А почему не к тебе?
По-прежнему обнимая меня, Вит сказал:
– Потому что я живу не один.
И все-таки мы провели ту ночь у меня. Наутро спустились в ресторан и спокойно позавтракали, как коллеги или семейная пара, с поспешной нежностью попрощались в холле гостиницы.
Я вернулась домой с протрезвевшей головой и затаенной обидой, которая в течение следующей пары лет превратилась в цинизм и наигранное равнодушие к мужчинам.
Я культивировала свою независимость и почти примирилась с новой собой, жесткой и самодовольной. Модный фитнес-клуб с одержимой моим преображением инструкторшей Таней сделал мое мягкое тело точеным. Парикмахер, у которой стриглась Дора, с жаром курирующая новый имидж подруги (то есть – меня), привела в порядок мою бесформенную рыжую шевелюру, превратив в каскад блестящих локонов. Я стала одеваться в когда-то смешившем меня магазине, предпочитая уютной и бесформенной облегающую и яркую одежду.
И тут появился Игорь. В один из суматошных дней он спас мою неудачно припаркованную машину от эвакуатора. Игорь принадлежал к тому типу мужчин, которые точно знают, что будет завтра.
Акции комбината, кормившего наш город, принадлежали ему в довольно весомой доле, позволявшей жить беззаботно, сыто и «правильно», как он любил говорить.
В тот вечер мы решили отметить знакомство в дорогом японском ресторане, где я отравилась соевым соусом. Всю дорогу домой меня мутило, а Игорь, поставивший на уши весь ресторан, стоически терпел мои желудочные спазмы в окно его джипа.
Он не остался ночевать у меня, а утром прислал букет. Огромный букет из чайных роз, хризантем и веточек с синими ягодками, в вычурной золотистой сетке. Я не люблю розы, от их сладковатого аромата у меня начинает болеть голова, но сам факт доставки букета, не поместившегося ни в одну вазу и стоящего в высокой кастрюле, настроил меня на сентиментальную волну. Мы стали встречаться.
2
Сегодня последняя примерка свадебного платья.
Моя портниха живет на окраине. Пока я крадусь по объездной в потоке машин, пробивающихся через мокрую метель, слушаю по радио песенку о скамейке в старом парке, хранящей безумства былой любви. Все популярные песни о любви кажутся мне глупыми, но эта трогает какой-то жалобной интонацией. Ведь если подумать, у каждого из нас есть такая вот скамейка, качелька или что-то еще, занозой впившееся в сердце. Красная «ауди» впереди меня, забыв показать поворот, ныряет на кольцо прямо передо мной, я давлю на клаксон, привычно вырывается ругательство.
Портниха встречает меня оживленно. Милая женщина без возраста, похожая скорее на учительницу, чем на модистку. Ее зовут Анна. В единственной комнате, служащей мастерской и жильем, на вешалке висит платье, в котором я предстану перед Игорем.
Оно тяжелое, скользкое, из старого муслина цвета слоновой кости, бережно хранимого бабушкой для меня. Вырез лодочкой, юбка-колокол и высокие перчатки делают меня похожей на героиню старых фильмов.
– Сидит идеально, не морщит. Великолепно, – портниха удовлетворенно кивает, прикалывая к поясу причудливый цветок из накрахмаленной ткани, с жемчужиной в сердцевинке – единственное украшение лаконичного наряда.
– Вам нравится? – Анна смотрит на меня слишком пристально, слишком вызывающе или мне это кажется, и я взрываюсь:
– Нравится?! Помилуйте! Оно – совершенство. Вы – Донна Каран свадебной моды. Коко Шанель, или – кто еще там есть? Все дело в том, что… В общем…
Ее взгляд не меняется, только тревожно поднята бровь и улыбка чуть натянутей, чем обычно:
– Все невесты переживают накануне свадьбы. Им всем кажется, что платье не произведет нужного эффекта.
– Не то, совсем не то.
– А давайте по чуть-чуть ликеру? Дочь делает, смородиновый.
– У вас есть дочь?
Портниха смеется:
– Да. И я уже дважды бабушка. Дочь живет одна с детьми, много работает. Любит иногда экспериментировать с напитками. По своему рецепту готовит то настоечки, то ликерчики. Нет, не подумайте, сама не пьет, так, угощает друзей, знакомых. Этот ликер ее фирменный, всем нравится.
Ликер оказался вкусным, Анна – моложе, чем я думала. Платье начало казаться мне трогательно старомодным, а Игорь – малознакомым человеком. Я пустила пьяную слезу, пока портниха паковала платье и помогала спустить вниз, к машине.
– Ну, с богом. Счастья вам, Машенька!
Нетвердыми руками я вывернула руль и полетела по скользкой дороге. Впрочем, этот путь был так хорошо знаком, а гаишники, промерзнув, попрятались, что через полчаса я уже вывешивала платье на окно в бабушкину комнату. Я превратила ее в гардеробную, чтобы она не казалась такой заброшенной в слишком большой и пустой квартире.
Завтра утром – визит в салон. Парикмахер придумала мне «нечто в моем стиле». Я смотрю на часы – всего десять. Меня невыносимо тянет спать. Я пишу Игорю нежную смс-ку, и он мгновенно отвечает:
«Мальчишник в самом разгаре, все ждут стриптиз, но я хочу улизнуть к тебе, любовь моя!»
Я поспешно набираю, что ко мне сегодня нельзя, у меня ночует платье, а видеть наряд невесты до свадьбы – плохая примета. В ответ прилетает что-то нежно-невнятное, и связь обрывается. Спать, спать…