— Нужно быть храброй, Сьюзен, — прошептала она. — Еще несколько часов, и ночь кончится. Понятно, конечно, что эти часы будут тянуться мучительно долго, но все равно рано или поздно ночь закончится. Закончится, и раскаленное солнце опять будет жечь твою нежную кожицу, — ехидно захихикала она.
«Почему я говорю шепотом? Вокруг все равно нет ни души, и никто не может посмеяться над тем, что я говорю сама с собой! — подумала Сьюзен. — Впрочем, как бы я хотела, чтобы хоть кто-нибудь сейчас надо мной посмеялся!»
Она всхлипнула и начала говорить уже гораздо громче, правда, сквозь слезы и в нос:
— Подожди же, Чейз Маккейн! Рано или поздно я найду тебя, подонок…
Сьюзен почувствовала некоторое удовлетворение и улыбнулась. Никогда раньше она не произносила этого слова, но хорошо знала, в каких случаях люди его употребляют. Обругаешь обидчика — и сразу станет легче. Тем более что к Чейзу Маккейну это определение подходило как нельзя лучше. Сьюзен выкрикнула еще несколько известных ей бранных слов подряд и рассмеялась: не зря она все-таки ходила в Бостоне на пристань. Нигде не выучишься так ругаться, кроме как там.
Злоба убила в ней страх. Она просто перестала его чувствовать. А значит, нужно побольше злиться: это поможет выжить…
Внезапно послышался звук — точно хрустнула веточка. Вскочив, Сьюзен огляделась вокруг, но ровным счетом ничего не увидела. Такая темнота, если ослепнешь — мало что изменится.
Сьюзен постояла несколько минут, прислушиваясь, затем пробормотала с тяжелым вздохом:
— Во всем виновата твоя чрезмерная чувствительность, Сьюзен Сент-Клер. Если будешь и дальше разводить нюни, еще не то тебе пригрезится.
В надежде, что появившаяся на небе луна поможет ей найти главный ориентир — терновый куст, Сьюзен поднялась и пошла вперед, но через несколько шагов вскрикнула от боли, наткнувшись на колючий кактус. Она одернула юбку — и еще несколько шипов впились ей в руку.
Тут Сьюзен вновь села на землю и разрыдалась. Потихоньку успокоившись, она положила под голову шаль, решив уснуть, но не смогла сомкнуть глаз. Она лежала, глядя в небо.
Темнота ночи нависла над ней, точно тяжелое одеяло. Нужно ждать.
Она попробовала молиться. Она молилась так, как не молилась никогда в жизни, и просила Господа помочь ей преодолеть весь этот ужас.
Вновь и вновь возвращались ее мысли к и по сей день ярким отвратительным воспоминаниям детства, когда ее оставляли в темноте одну. Но Сьюзен лишь сжала кулаки и стиснула зубы, когда по ее щеке потекла непрошеная слеза. Никуда это не годится: нельзя себя вести так. Еще немного, и ей начнут мерещиться крысы, как они ползают по ней, ворошат волосы…
И тут послышался страшный душераздирающий звук.
Она вскочила, уже приготовившись бежать. Но куда?
Звук напомнил крик несчастного существа, на которое накинулась стая разъяренных собак. Существо же издавало такие визгливые звуки, что Сьюзен заткнула уши и разрыдалась.
Слышалось злобное рычание и жалобные крики. Наверное, койоты напали на какое-нибудь беззащитное животное. Возможно, на кролика.
От этой мысли ей стало еще страшнее. А что, если звери прибегут сейчас сюда и накинутся на нее? Боже, почему она не взяла с собой пистолета!
Страшное рычание приближалось. У Сьюзен задрожали колени, и она невольно попятилась назад.
Затем послышался крик, крик до безумия напоминавший человеческий. Сьюзен заткнула пальцами уши. И тут поняла вдруг, что крик этот исходит из ее собственных уст. Но остановиться все равно не могла.
Внезапно чья-то ладонь зажала ей рот:
— О Боже, женщина, замолчи!
4
Открыв глаза, Сьюзен увидела мерцающие над головой мириады звезд и висящую на небосклоне кривую грустную луну. Неподалеку же уютно трещал костер, а сама она была заботливо укрыта шерстяным одеялом. Повернувшись к костру, радуясь его теплу и свету, Сьюзен вздохнула от удовольствия.
Послышался шелест шагов. Сьюзен подняла голову и увидела Чейза Маккейна. Свет пламени высветил его хмурое лицо. Но Сьюзен все равно была рада: рядом с ней находился живой человек, каким бы дурным он ни был.
Горючая слеза скатилась по щеке Сьюзен, и она опять закрыла глаза. А когда вновь разомкнула ресницы, Чейз уже исчез.
Может, это был только плод ее воображения? Может, ее злоба и ненависть к этому человеку стали настолько велики, что он начал ей мерещиться? Сьюзен посмотрела на огонь. Нет, нет, огонь — не галлюцинация, и одеяло — не галлюцинация. А кто, кроме Чейза, мог укрыть ее и развести костер?