Не замечая присутствия сына, мама смотрела на изображение девушки в светлом свитере.
Мамина жизнь была проста и понятна. У нее была хорошая работа, отношения с бойфрендом, сезонные распродажи и вера в выигрыш в лотерею. Она всей душой хотела помочь своему ребенку, ну да что она могла сделать?
— А пускай твоя Марика выедет в Западную Германию, — пыталась придумать она выход из ситуации. — Тебе туда виза не нужна, и вы запросто сможете встретиться.
Алекс только вздыхал:
— Мам, Марика не может выехать из страны без загранпаспорта.
— Ах да! — расстраивалась мама. — Я забыла. А что, если она подаст в суд на правительство? Ведь так можно и деньги выиграть и паспорт получить.
Советские реалии были для нее непостижимы.
«Бедная! Как она, должно быть, переживает за меня», — с грустной нежностью думал Алекс.
Нужно было как-то устраиваться в жизни, и до конца лета он проработал в банке. А с сентября ему предложили место преподавателя в колледже.
Алекс вновь начал ходить с Хесусом в спортзал, болтаться по друзьям и вечеринкам…
Появлялись и исчезали какие-то девушки. Почему-то они запоминались ему не лицами и словами, а какими-то деталями: расстегнувшимися сумками, запахом кондиционера в машине, следом от браслета на руке.
Все не то! Грубо, чересчур натянуто... Алекс понимал, что разучился быть милым и вежливым, но ничего не мог с собой поделать.
Он хотел видеть рядом с собой только одну женщину — ту, которой поразительно шла голубая курточка и чья родинка на шее была похожа на каплю шоколада.
Наступило лето 1985 года. Друзья и родные уже не спрашивали Алекса о его жене. Всем было ясно, что он больше никогда ее не увидит.
ГЛАВА 28. ТЫ НУЖНА МНЕ ЖИВОЙ
Жека Пряницкий как всегда устроился лучше всех.
Началось все с девушки по имени Наташа. Жеке вообще нравились женщины из серии «Нам не к лицу отсутствие попы», а тут еще оказалось, что Наташина мама работает в уголовном розыске, а папа служит дальнобойщиком-международником.
Пряницкий понял, что ему обязательно надо быть вхожим в столь ценный дом. Он начал издалека: водил Наташу на выставки собак, читал ей стихотворения Пушкина, писал на асфальте многометровое: «Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ!»
Разумеется, барышня не смогла устоять перед подобным напором. «Я тебя тоже!» — шепнула она после того, как Жека подарил ей плюшевого зайца размером с хорошего кабанчика.
Но самым большим испытанием для Пряницкого стало приглашение на смотрины: мама–следователь наконец-то решила, что подобная страсть достойна вознаграждения, и позвала Жеку на чай.
Пряницкий был готов ко всему: что его будут спрашивать о серьезности намерений, о планах на будущее, о резус-факторе… Но разговор за столом неожиданно перешел на интеллектуальное наследие В.И. Ленина.
— Ну он же четко сказал в «Как нам реорганизовать Рабкрин», что это противоречит самой идее марксизма! — горячился Наташин папа.
Мама смотрела на него тяжелым милицейским взглядом.
— Абсолютно неправильный подход! Вспомни речь на Втором съезде!
И самое страшное, что в спорах принимала участие вся семья, включая старенькую бабушку, Наташу и ее младших сестер.
Жека был в шоке. В институте он исправно посещал лекции по истории КПСС, но ему и в голову не приходило, что подобная мура может на что-нибудь сгодиться.
Целую неделю Жека ходил в библиотеку и читал Ильича. К следующей встрече с Наташиными родителями он был подготовлен лучше любого инструктора по идеологической работе. «Ну спрашивайте! — думал Пряницкий. — Я вам такое выдам — своих не узнаете!»
Во время очередного чаепития Жека непринужденно пересказал «Государство и революцию», блеснул текстами приветственных телеграмм и, подглядев под столом в шпаргалку, перечислил Апрельские тезисы. Надо ли говорить, что Наташа и ее родители были сражены наповал?
«Вот ведь создал господь безумную семейку! — подумал Жека, направляясь в туалет. — Делать им, что ли, нечего, как классиков марксизма-ленинизма изучать?»
Включив свет, он заперся в санузле и тут застыл, открыв рот. Увлечение хозяев творчеством Ленина объяснялось довольно прозаично: на полочке над унитазом стояло полное собрание сочинений вождя, постепенно употребляемое по назначению. Оказалось, что дефицит туалетной бумаги сказывался даже на семьях дальнобойщиков.
Впрочем, бдения в библиотеке не пропали для Жеки даром: Наташин папаня, Денис Давыдович, высоко оценил его знания. Все без исключения дальнобойщики регулярно проходили проверку на благонадежность, поэтому у Давыдыча отработался условный рефлекс — вставать по стойке «смирно», заслышав хоть что-то, касающееся идеологии.