— А тебя в ЦРУ не будут ругать за то, что ты помогаешь нам восстанавливать памятник Ленину? — наконец спросила она, показав на работу Алекса.
— Будут, — согласно кивнул он. — Но если ты обещаешь хранить это в тайне, то, может быть, все обойдется.
— Можно подумать, никто из ваших студентов не проходил подготовку в ЦРУ!
— Шпионов забрасывают совершенно через другие каналы, — благодушно объяснил Алекс. — Делать это через вузы нецелесообразно: мы же все время на виду и все прекрасно знают, кто мы и откуда.
— Но ты же служил в армии! Мне Жека сказал!
Глаза Алекса загорелись.
— А ты расспрашивала его обо мне?
— Нет! Он… Он сам как-то сболтнул.
— А я так надеялся!
«Он понял, что я интересуюсь им!» — в испуге подумала Марика. Ох, нужно было срочно доказать ему обратное!
Приблизившись к голове Ильича, она оглядела ее со всех сторон:
— Слушай, я что-то не пойму: ты кого хотел изобразить? Веру Никаноровну? Или Олимпийского Мишку?
— Ленина, улыбающегося пролетариату, — отозвался Алекс.
— Прости, а чем он улыбается?
— Ртом.
— А я думала, это ухо…
— Ну что поделать! Кто-то разбирается в искусстве, кто-то в сборе картошки.
Марика кинула на Алекса воинственный взгляд: ах, ты дразниться?!
— Тебе тоже не стоило лезть в сферу искусства, — насмешливо произнесла она. — У вас, у американцев, нет ни одного мало-мальски известного художника.
— Если ты о них не знаешь, то это не значит, что их нет.
— Ну назови хоть одного!
— Морзе, Хомер, Рокуэлл…
— И что они нарисовали? Этикетку к кока-коле? Кто их знает? Никто! А наши Шишкин, Айвазовский и прочие известны по всему миру!
— Ты удивишься, но большинство людей на этой планете не знают, как называется столица вашей страны.
— Чушь какая! Все прогрессивное человечество с неослабевающим вниманием следит за... за...
Это была стандартная фраза, которую постоянно повторяли и по телевидению и по радио, но Марика — хоть убей! — не могла сейчас вспомнить, за чем именно надо следить человечеству.
— В общем, по-настоящему культурные люди прекрасно знают выдающихся русских художников! — торжественно заключила она.
Алекс поскреб лоб, оставляя на нем след глины:
— А что еще должен знать по-настоящему культурный человек?
Марика вопросительно посмотрела на него:
— То есть?
— Ну, ты же не позволишь ухаживать за собой грубому и некультурному типу вроде меня, — пояснил он. — А так у меня будет шанс исправиться.
Марика смотрела на него, не понимая. «Ухаживать»?! Что он имеет в виду?
— У тебя ничего не выйдет, — сказала она, на всякий случай отступая к двери.
На лице Алекса отобразилось неподдельное разочарование.
— Почему?
— Потому что гусь свинье не товарищ!
— И кто из нас кто?
Но Марика не расслышала его последней фразы. Разволновавшаяся, в растрепанных чувствах, она выскочила из Красного уголка и чуть ли не бегом ринулась вон из правления.
Выйдя за околицу, Марика присела на поваленное бревно у дороги, чтобы немного отдышаться и прийти в себя.
Ухаживать… Он что, издевался или действительно она ему настолько понравилась?
При мысли об этом Марика непроизвольно улыбнулась. А что, было бы забавно соблазнить американца! Такое еще не приходило ей в голову.
«А ведь я смогла бы!» — с неожиданной смелостью подумала Марика.
Перебрав в памяти подробности их разговора, она окончательно развеселилась.
«В следующий раз, когда мы останемся наедине, поведу себя эдакой кошечкой, — решила Марика. — Намурлычу ему с три короба, дам себя по шерстке погладить… Он и оглянуться не успеет, как влюбится в меня».
Ох, лишь бы только он не оказался шпионом! Но Марике настолько не хотелось в это верить, что она и не стала.
Миша рассчитывал, что в деревне все сложится примерно так же, как в Москве: Алекс будет сам по себе, весь остальной мир сам по себе, а он, как человек облеченный доверием, будет между ними посредником.
Но Алекс ни в грош не ставил его посредничество: гулял там, где хотел, общался с кем вздумается… Да еще и постоянно подтрунивал над Мишей:
— Зря ты все время за мной ходишь: люди могут подумать нехорошее. У вас ведь существует уголовная ответственность за гомосексуализм.
Что такое гомосексуализм — Миша не знал, но Жека Пряницкий с охотой просветил его. В результате Степанов перестал приближаться к Алексу более чем на метр.
Тем временем бессовестный американец развлекался, как только мог. Уже на второй день по приезде он затеял с мужской половиной отряда игру в войнушку. Он изображал из себя злого американского сержанта, а все остальные соответственно были новобранцами.