Какого черта происходит с моей жизнью? Однажды я находился на вершине своей игры, убивая гребаных ублюдков – террористов в одном из самых опасных мест в мире, а затем я катался по всей стране, и мой член сосали сексуально возбужденные фанатки.
— Может, в другой раз, — проворчал я, отворачиваясь.
— Что? — она надулась. — Ну, давай.
Я снова посмотрел на нее.
— Собирай свои манатки и убирайся.
Она уставилась на меня, неуверенная в том, шучу ли я.
— Вернись, — попросила она. — Я отсосу тебе, чтобы ты почувствовал себя лучше.
— Наверное, я не совсем ясно выразился, — сказал я. — Я принимаю душ. Уеб*вай.
Я повернулся и пошел в ванную, закрыв дверь и заперев ее за собой. Потом услышал глухой удар по ней.
— Мудак! — прокричала она.
Просто еще одно обычное утро в моем охренительном вихре жизни.
Ты опоздал.
Я хмуро посмотрел на свои часы.
— Две минуты.
— Тем не менее, ты опоздал.
— Как будто ты никогда не просыпала, долбаная скала?
— Ты знаешь, мне нравится пунктуальность, Нэш.
Я улыбнулся ей.
— Ага, я знаю это, Ливи.
Она вздохнула и посмотрела на календарь в своем телефоне. Ливи Грин была моим специалистом по связям с общественностью и помощницей, но в основном, проклятьем для моего гребаного существования. Если что-то доставляло веселье и приподнимало настроение, то Ливи, к чертям собачьим, хотела уничтожить это огнем. Женщина была профессионалом, следила за соблюдением мной расписания и держала меня, какого-то ляда, в состоянии «умирающего со скуки».
— Слушай, — сказала она, — нам нужно поговорить.
— Мы можем сделать это по пути?
Она кивнула и гордо зашагала прочь. Я последовал за ней, мой череп раскалывался, и я не горел желанием выслушивать очередную лекцию о своем «поведении» и «профессионализме». Это бы закончилось довольно быстро.
Дело в том, что я не согласен с ней. Да, я слишком много развлекался, жутко пил, чертовски много пил. Да, я наслаждался, твою мать, плодами своего труда. Может ли кто-нибудь винить меня в этом? У меня были тысячи поклонниц, желающих получить хотя бы частицу моего члена, и тысячи долларов в банке, которые просто кричали о том, чтобы я спустил их на очередное дурацкое развлечение, к которому испытывал притяжение.
Вот только лучшую часть своей жизни я провел в этой гребаной пустыне, когда мои яйца принадлежали дядюшке Сэму. Разве мир не должен мне чуть-чуть удовольствия?
Эта проклятая книга. Правда заключалась в том, что я даже не писал ее. Истории были изложены более или менее точно, хотя некоторые из них, на хрен, были сокращены из-за соображений безопасности. У меня был свой «литературный негр», который, собственно говоря, и сделал всю черновую работу. Я рассказал ему о том, что со мной приключилось, каким дерьмом я там занимался, и он вылепил из меня сраного героя.
Которым я не являлся. Я был просто мудаком с определенным количеством навыков и хорошо выполнявшим свою работу. Я не был героем, и никогда не стремился стать им.
Хотя это более не имело значения. У меня не было возможности вернуться в прошлое и изменить положение вещей. Книга вышла, и мир просто сошел по мне с ума, а я застрял во всем этом дерьме. Приказы были всего лишь долбаными приказами, даже если они и выбивали из колеи.
Я последовал за Ливи наружу. Парень, работающий в гостинице на входе, хотел было взять мою сумку, но я отмахнулся от него. Я ненавидел, когда со мной обращались, как со знаменитостью. Я сам мог донести свой дерьмовый багаж.
Вскоре мы уже сидели на заднем сиденье личного автомобиля и превышали скорость на шоссе, ведущим в один из аэропортов Чикаго.
— Я сегодня утром разговаривала с Чаком, — сказала Ливи.
— С кем? — хмыкнул я.
— С Чаком Дэвисом. Твоим издателем.
— Ох. Хорошо.
Я смотрел в окно, едва ее слушая.
— Он тот человек, который теперь владеет тобой, Нэш.
Это привлекло мое внимание. Я снова посмотрел на нее.
— Что ты сказала?
— Ну, Нэш, я обращала твое внимание на это в течение многих недель, предупреждала, что твое поведение весьма позорно, и ты не можешь продолжать все время вести себя, как пьяный идиот.
Я прищурился, глядя на нее.
— К чему ты клонишь?
— Ты должен быть лицом этой войны, Нэш. Ты — парень «Всея Америки».
— Я никогда не просил ни о чем таком.
— Очень жаль, — сказала она, вздыхая. — Подразумевалось, что ты должен вести себя, как высоконравственный, порядочный человек.
— И все же я — развратный засранец, которого мы оба знаем и любим.
Она слегка улыбнулась. Ливи выглядела так ничего себе. Ей было немного за тридцать, она всегда собирала свои темные волосы в пучок, у нее были тонкие губы, накрашенные красной помадой, она была высокой и с подтянутым телом.
— Да, точно, — сказала Ливи, потом сделала паузу, снова вздохнула, и ее улыбка исчезла. — Ты не можешь продолжать вести себя в том же духе.
— Просто скажи, черт побери, — сказал я. — Брось ходить вокруг да около.
— Ты знаешь, что подразумевает значение «этичное поведение» в договоре.
— Не совсем.
— Это условие в твоем контракте. Оно означает, что ты должен вести себя, как нравственный, приличный человек, американский герой, которого люди хотят видеть и в ком нуждаются. В противном случае, ты нарушаешь договор.
— Как, ядрен батон, договор может контролировать мои действия? — спросил я разражено.
— Не может. Но если Чак и Совет решат, что твои закидоны выходят из-под контроля, то могут сослаться на твой моральный облик и отобрать у тебя все.
Я уставился на нее на мгновенье, переваривая ее слова.
— Ты, твою мать, угрожаешь мне, — произнес я медленно.
— Я не угрожаю, — сказала она. — Это придумала не я.
— Я знаю, что это звучит как угроза.
Она покачала головой.
— Послушай меня, Нэш. Угроза или не угроза, ты должен разобраться со своим дерьмом. В противном случае, Чак собирается выкинуть тебя из любых проектов в будущем, связанных с твоей книгой.
— Он не сможет этого сделать, — сказал я. — Я, черт побери, лицо всей этой ху*ни.
— Он может и сделает, — она сделала паузу, глядя в свой телефон. — Он продали права на экранизацию, ты же знаешь. Ты не получишь много денег, если не возьмешь себя в руки.
Я молча смотрел на нее, закипая внутри. Мне хотелось что-нибудь разбить, наорать на нее, но я знал, что устроенная истерика не поможет исправить все это дерьмо.
Проблема заключалось в том, что я привязан к этим гребаным корпоративным костюмам, нравится мне это или нет. Меня не очень волновали деньги, но я нуждался в них, так или иначе. Я не мог позволить им избавиться от себя, иначе мне бы пришлось пересчитать так много ступеней своей задницей.
— Похоже, я влип, — сказал я.
— Просто веди себя нормально, и все будет в порядке, — произнесла она и посмотрела в свой телефон. — А теперь давай пробежимся по графику.
Я слушал вполуха, как она перечисляла то, чем мы будем заниматься в остальную часть дня. Тур в поддержку книги все еще продолжается, но я уже был готов покончить с этим здесь и сейчас. Внезапно выясняется, что какие-то придурки из зала заседаний могут диктовать, как мне себя вести, говорить, что я могу, а что мне не следует делать. Я мог бы сломать их позвоночники голыми руками, убить их всех, не моргнув глазом, и все же я должен был быть, какого-то хрена, их правильным, маленьким Американским героем
Я ненавидел это дерьмо.
Я был человеком с характером, настоящим мужиком. Может быть, я запутался в этом бизнес-дерьме, но я никогда и не просил этого.
Гребаные ублюдки держали меня за яйца и знали об этом.
Я покачал головой, уставившись в окно, планируя свой следующий шаг.
Я не собирался быть загнанным, признавшим поражение.