– По театрам она от безделья бегает, – между прочим сообщил он свое мнение. – Дети пойдут, на всю эту дурь времени не хватит. Кстати, мои предки новую дачу купили, а дом в деревне мне оставили, думаю, надо там беседку соорудить. Осенью распишемся, а на следующий год можно будет туда на все выходные ездить.
Я приоткрыла рот, да так и замерла, пытаясь предугадать реакцию подруги на это заявление. Реакция была бурной.
– Меня надо спасать, – немного придя в себя, сказала Юлька. – Что ты молчишь?
– Надо. Только я не знаю как, – согласилась я.
– И я не знаю. Он же совершенный идиот, на него никакие слова не действуют.
– Если ты скажешь, что его не любишь, это подействует, – пожала я плечами.
– Уже говорила, – мрачно сообщила Юлька.
– И что?
– Он ответил: «Не злись, пупсик».
– Он что, правда идиот? – нахмурилась я.
– Конечно.
Примерно тогда в ее жизни появился Юра. Истомленная предыдущим романом, Юлька никаких чувств к нему не питала, но исправно бегала на свидания. Тайные, потому что он был женат и Юлька, в общем-то, тоже не свободна. Свидания проходили в кафе или в его машине, что Юльке было на руку, но совсем не устраивало нового возлюбленного. И он, придумав байку для жены о загранкомандировке, увез Юльку к теплому морю. Жена оказалась далеко не дурой, за десять дней, что они отсутствовали, смогла вычислить разлучницу и накануне их возвращения навестила Костика, открыв ему глаза на змею, которую он пригрел на своей груди. Несмотря на жаркую встречу, Юлька, в принципе, осталась довольна, обретя долгожданную свободу. Костик ушел в запой, обвиняя всю женскую половину человечества в коварстве, чужой муж был возвращен в лоно семьи и признаков жизни не подавал.
В одном я вынуждена была согласиться с Юлькой: фантазия у Костика начисто отсутствует. С другой стороны, оскорбленный в лучших чувствах человек на многое способен, и, сворачивая во двор Юлькиного дома, я убедила себя: нынешний шутник и есть Костик, хотя бы по той причине, что никто другой мне на ум не приходит.
Я бросила машину возле подъезда, стала подниматься на третий этаж и между первым и вторым на лестничной клетке столкнулась с Юлькиной соседкой, Серафимой Ивановной, дамой далеко за шестьдесят, грузной, страдающей одышкой и неуемным любопытством ко всему, что ее не касается.
– Здравствуй, Лиза, – сказала она, замирая на верхней ступеньке, я метнулась вправо, потом влево, сказав: «Здравствуйте», но, поняв, что тетка является непреодолимой преградой, не удержалась и вздохнула. – Юля дома, – сообщила она, и мне стало ясно: это только начало разговора, поддерживать который я не собиралась, но Серафиме Ивановне до этого не было никакого дела.
– Знаю, – ответила я и взглянула жалобно, однако сострадания не вызвала.
– Они что, так и не помирились? – вопросила она и, дав понять, что никуда не спешит, положила правую руку на перила, а левую уперла в бок. Теперь обойти ее было попросту невозможно.
– С Костиком? – спросила я.
– С Костиком. Хороший парень, руки золотые. Чего ей еще надо? Вертихвостка, вот она кто. Так ей и передай. Что ни день, то новый жених.
– Вы преувеличиваете, – вступилась я за подругу.
– Ничего подобного. Вчера тут один ошивался. Про нее расспрашивал.
Я почувствовала неприятный холодок и нахмурилась, что не осталось незамеченным.
– Я так ему и сказала: вертихвостка, вот она кто. Пусть не обижается. Парень такой хороший, а она…
– Какой парень? – перебила я.
– Костик, конечно, – удивилась Серафима Ивановна. – Всем соседям нравился, всегда поздоровается, поговорит, уважительный такой. И ремонт ей сделал. Целыми вечерами дома, все своими руками, где она еще найдет такого?
– А что за парень о ней выспрашивал? – собравшись с силами, спросила я.
– Пес его знает. Смурной какой-то. Глазами так и зыркает, а в лицо не смотрит…
– Что его, собственно, интересовало?
– Как что? С кем она живет…
– А почему его это интересует, не объяснил?
– Нет.
– Вам не показалось это подозрительным?
Лицо Серафимы Ивановны окаменело, она устремила невидящий взгляд куда-то поверх моей головы и замерла.
Я опять вздохнула, но уже не пыталась обойти ее, терпеливо ожидая ответа.
– А чего такого-то? – наконец очнулась Серафима Ивановна. – Спросил, в какой квартире Юля Пучкова живет. На улице к нам подошел, когда мы с соседкой гуляли. Я сказала, в какой, а он спросил: «Она одна живет?» Ну, я и ответила.
– Как парень выглядел?
– Обыкновенно, – пожала она плечами. – Я думала – ухажер ее новый.
– Кепка на нем была? Надвинута на самые глаза? И борода?
– Точно, – Серафима Ивановна приложила руку к груди, сверля меня взглядом. – Знакомый, что ли?
– Нет. Просто вчера по телевизору передавали приметы одного из квартирных воров. В кепке и с бородой.
– Господи… – Серафиму Ивановну шатнуло, и я пожалела о своей шутке, испугавшись, что она в избытке чувств рухнет на меня и непременно раздавит. – Неужто правда?
Тут над головой я услышала шаги, а потом и Юлькин голос:
– Лизавета, куда ты пропала? На Серафиму нарвалась?
– Здравствуй, Юленька, – задрав голову, пропела Серафима Ивановна. – А мы тут стоим, разговариваем.
Она торопливо посторонилась, и я стала подниматься по лестнице. Неприятный холодок не проходил. Несмотря на мои недавние утверждения, неизвестный парень Костиком никак быть не мог, маловероятно, чтобы глазастая Серафима его не узнала, даже если он обзавелся бутафорской бородой. И зачем ему приставать к ней с вопросами и вообще идти сюда? Допустим, он хотел узнать, не посещает ли кто Юльку, но ему достаточно позвонить Серафиме по телефону, та на радостях все выложит, да еще и присочинит. Значит, это был кто-то из его приятелей. Самому Косте являться сюда неловко, вот он и подослал этого типа. Судя по описанию, тот же парень спрашивал Пучкову в редакции…
Юлька стояла на лестнице и наблюдала за тем, как я поднимаюсь.
– Повезло? – спросила она, имея в виду Серафиму. Я кивнула. – Я в окно видела, как ты подъехала. И вдруг пропала куда-то. Думаю, не иначе как на соседку нарвалась, пошла выручать.
Я размышляла, стоит ли ей говорить о парне, что приставал к Серафиме с вопросами, и решила не спешить. Юлька и без того здорово нервничает.
– Заходи, – сказала она, распахивая дверь. Я вошла, сбросила туфли и повесила сумку.
Юлька устроилась на диване, поджав под себя ноги и положив на колени диванную подушку. Лицо ее казалось усталым, она разглядывала свои ногти, не торопясь заводить разговор. Страха в ней не чувствовалось, скорее беспокойство. Я села рядом и положила руку на ее ладонь.
– Значит, он назначил встречу?
– Ага. Назначил. Миленькое местечко, правда? И время самое подходящее.
– Подходящее для чего? – уточнила я.
– Для всякой чертовщины, – вздохнула она.
– При чем здесь чертовщина? – возмутилась я. – Тебя запугивают. Только идиот пойдет ночью на кладбище… Это глупая шутка, – заключила я.
Юлька молчала, и от ее молчания мне сделалось не по себе. Мне легко говорить, а что должна чувствовать подруга, которой приходят эсэмэски с предложением встретиться на кладбище? Юлька перевела взгляд на часы, а я возвысила голос:
– Не вздумай. Это просто глупо. И опасно. Стукнут тебя чем-нибудь тяжелым и сумку отберут.
– Сумку можно дома оставить, – с усмешкой ответила она.
– Да при чем тут сумка, скажи на милость, чего ты ждешь от этой встречи? То есть я хочу сказать, зачем туда идти, ведь ясно, что никто не придет. Это розыгрыш.
– А если нет? – пытливо взглянув на меня, спросила Юлька. – Если придет?
– Кто? – растерялась я.
– Этот человек. Вдруг он…
– Вот только этого не надо, – перебила я. – Выброси из головы это тайное общество. Ты его сама придумала, или забыла? Сама. Его нет и быть не может.